Не сказав ни слова, ротмистр вышел.

– Что ж, господа, – улыбнулся Раевский, – прошу вас садиться за стол. Предлагаю пока сыграть партию.

Платон Зарудный явился быстрее, чем предполагалось: за время игры выявился всего-то один дурак в лице черноволосого «кавалергарда». Как этого требовали условия, тот залез под низенький стол и трижды прокричал из-под него горластым петухом. Так что настроение у играющих было приподнятое.

– Его нигде нет, – сказал Зарудный.

– То есть как это нет? – небрежно швырнул на стол разложенные карты тонколицый.

– Нет, и все! Я тут немного поспрашивал, он исчез сразу после того, как к нему заявился какой-то американец…

– Американец? – удивился тонколицый, потирая свои холеные пальцы. – О чем они говорили?

– Неизвестно, – покачал головой Платон Зарудный. – Американец быстро уехал, а Варнаховский куда-то ушел.

– Все ясно, сюда он больше не явится. Полагаю, у него отыскались более приоритетные интересы. Сделаем вот что, сейчас отправимся к нему в дом и попробуем его дождаться.

– А что делать мне?

– А вы сидите здесь, голубчик, – улыбаясь, произнес тонколицый. – Существует небольшая надежда, что он подойдет. Но в этом случае вам придется справляться с ним без нашей помощи. Когда будете его душить, советую вам не отпускать веревку с его шеи до тех пор, пока он наконец не издохнет.

Ротмистр нервно сглотнул: тайный агент представлялся для него загадкой, невозможно было понять, когда он говорит серьезно, а когда шутит. Его бледное аристократическое лицо оставалось непроницаемым. Зарудный предпочитал не перечить, а там видно будет.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Ну, вот и прекрасно. Так чего мы сидим, господа? – строго посмотрел он на «кавалергардов», почему-то продолжавших держать в руках карты. – На выход.

Дверь отворилась тотчас, едва Варнаховский постучал. Натолкнулся взглядом на взволнованное лицо Элиз Руше. В широкополой шляпе с лентами и длинном зауженном платье, слегка расклешенном книзу, упруго обтягивающем ее тонкую талию, в ботиках на длинном каблуке, девушка смотрелась не только выше, но казалась еще краше прежнего.

– Почему ты задержался? – взволнованно спросила Элиз. – Я очень переживала за тебя.

Леонид, не выпуская из рук чемоданов, протиснул их через проем в прихожую.

– Ты сказала, что не поедешь со мной до тех пор, пока я не найду деньги. Ты же знаешь, я готов исполнить любой твой каприз. В этих двух чемоданах пять миллионов рублей; надеюсь, нам хватит их на первое время.

– Ты меня разыгрываешь?

– Хочешь взглянуть? Пожалуйста!

Положив чемоданы на пол, Варнаховский щелкнул замками и приоткрыл крышку первого чемодана, в котором, составленные в аккуратные ряды, лежали пачки денег, перетянутые банковскими ленточками.

– Бог ты мой! – невольно сорвалось с губ Элиз. – Сколько же их здесь?

– Два с половиной миллиона. Столько же находится в другом чемодане.

– Этого не может быть!

– Они все твои, дорогая! Все, что я делаю, я делаю исключительно для тебя. Хочешь заглянуть во второй чемодан?

Звук открываемых замков показался выстрелом. Откинув крышку чемодана, Леонид произнес:

– Оцени!

– Господи! Я никогда не видела столько денег сразу. Но ведь это была шутка. Мне не нужно от тебя никаких денег, главное, чтобы ты был со мной рядом.

Закрыв чемоданы, Варнаховский аккуратно поставил их около стены.

– Ты же знаешь, я готов пойти на все, лишь бы сделать тебя счастливой. И если моя женщина желает чемодан денег, то она его получит.

– А что теперь?

– Теперь мне нужно ненадолго вернуться к себе. Ты можешь считать меня сентиментальным, но я бы хотел забрать трость, что подарил мне отец. Это наша семейная реликвия. Ее когда-то преподнес Петр Первый моему прадеду.

– Может, ты сделаешь это в следующий раз? У меня дурное предчувствие.

– Боюсь, следующий раз представится нескоро. Мы едем на вокзал. А оттуда за границу! Выходим! Где тут можно поймать «лихача»? – спросил Варнаховский, толкнув плечом дверь.

– На углу дома. Но они очень много берут.

Леонид расхохотался:

– Детка, ты забываешь, что я держу в руках. Сейчас для нас нет слова «дорого», детка!

Спустившись по широкой узорчатой чугунной лестнице, они вышли на улицу, где на углу стояло два экипажа «лихачей»: начищенные до блеска и отличавшиеся от прочих карет своей чистотой, они невольно привлекали внимание. Поручик подошел к ближайшему из них. Верх экипажа был кожаный и складной. На козлах кучер восседал гоголем, одетый в раскидной армяк из темно-синего сукна, обшитый по воротнику бархатной тесьмой с цветным кантом. На поясе для удобства пассажиров висели крупные часы. Он снисходительно посматривал на проезжавших мимо «ванек», готовых за двадцать копеек ехать в противоположный конец города. «Лихачи» меньше чем за пять рублей с места не двинутся.