– Кто там еще, поклонник?

– Хахаль, сударыня.

– Ну что за противная девка! А нельзя сказать «фаворит»? Или «кавалер»?

– Так ведь знамо дело, фавориты только у прынцесс да цариц бывають.

– Это тебе за хахаля, – шутя, стукнул Варнаховский горничную ниже спины. – А хороша! И бела, и румяна, а как мягка…

– Скажете тоже, барин, – зарделась девка, прыснув в ладошку. – Ваша-то барыня порумянее будет. Вот давеча, когда я ей в баньке-то спину натирала…

– Маланья, уймешься ты, наконец? – сурово спросила Элиз.

– Все, барыня, ухожу! Какой кавалер!..

– Несносная девка, – пожала плечами Элиз, – завтра я ее рассчитаю. Хоть так от нее избавлюсь… Господи, о чем это я? – прижалась Элиз к Варнаховскому. – Когда тебя арестовали, я думала, что больше никогда тебя не увижу.

– Как видишь, обошлось. Меня отпустили.

– А надолго ли? Мне вот сказали, чтобы я немедленно уезжала из России. Дали на сборы всего лишь два дня.

– Уверен, они меня тоже не оставят в покое. У меня дурное предчувствие, а оно меня никогда не обманывало. Завтра я должен выйти на службу, а там посмотрим.

– И куда?

– Начальником караула в Зимнем дворце.

– Там может произойти все что угодно… Боже, почему я не знала тебя раньше? Где же ты был все это время?

– Просто все это время я тебя искал. И я счастлив, что наша встреча наконец состоялась. Как же я по тебе соскучился! – Ладони Варнаховского прошлись по узкой девичьей спине, натолкнувшись на шнурки платья, замерли на какое-то мгновение, как если бы принимали решение, как поступить со столь неожиданной преградой, а потом лихорадочно, путаясь в завязках, принялись расшнуровывать платье.

– Какой же ты нетерпеливый, – простонала Элиз. – Ты порвешь мне платье, оно стоит целое состояние… Мне его подарил великий князь Николя за день до нашего расставания…

Накидка из морской норки валялась на полу. И Леонид, не осознавая ее настоящей цены, безжалостно придавил мех штиблетами.

– Прошу тебя, – задохнулся, распалившись, он, – не упоминай более великого князя… хотя бы при мне.

Его губы притронулись к откинутой шее, вырвав из груди женщины новый взволнованный вздох.

– Боже, ты просто сводишь меня с ума, – простонала женщина. – Я не знаю, что мне делать.

– Тебе не нужно ничего делать, просто доверься мне.

Скрипнув, дверь неожиданно распахнулась, и в проеме предстала горничная.

– Господа, кофею не желаете? – невинно поинтересовалась девка.

Не разжимая объятий, Варнаховский произнес.

– Давай повременим с этим, дитя мое, хотя бы на часок.

– Ну, как скажете, – раздосадованно произнесла горничная и ушла, плотно закрыв за собой дверь.

– Надеюсь, нам больше никто не помешает?

Подняв девушку на руки, Леонид понес ее в спальную комнату.

В этот день в караул должен был заступить капитан лейб-гвардии Гренадерского полка граф Тучков. Но с вечера он крепко проигрался в карты, заложив при этом родовое имение, а потому в расстроенных чувствах поправлял здоровье в «веселом доме», где провел остаток ночи в объятиях пышногрудой мамзельки с именем Розалия. Про себя барышня говорила, что прибыла из Парижа, но в действительности звали ее Марфуша, а в Санкт-Петербург она приехала с дальней окраины Ярославской губернии, была рада каждому пожалованному пятаку, и хорошо, если Париж она видела хотя бы на открытках.

Только перед самым уходом из «веселого дома» граф Тучков неожиданно обнаружил, что все деньги, вплоть до последнего алтына, он поставил в последней игре на кон, когда пытался выкупить батюшкино имение, а потому заплатить за удовольствие у него не было возможности. Девка была разобижена, фыркнув, перестала ломать речь французским акцентом и, окая по-волжски, пригрозила вызвать половых.

Капитана лейб-гвардии поймали в тот самый момент, когда он попытался покинуть публичный дом через окно. Крепко подпортив ему физиономию, половые выбросили его через парадную дверь, пообещав в заведение более не пущать.

Появляться в Зимнем дворце с перекошенной физией было зазорно, а потому граф отправил к Варнаховскому денщика с нижайшей просьбой уважить старинного приятеля и подменить его в карауле.

Дело было знакомое. Отказываться Леонид не стал и к шести часам вечера уже находился в зале развода караула. А еще через час все солдаты были расставлены по своим местам: у кабинетов и комнат государя, в пролетах лестницы, в коридорах, у входа во дворец, в вестибюле, на дальней аллее дворцового сада.