— Не трогал! Не успел. Времени в обрез! Но баба — смак! Вся из себя! Цимес! С такой не простынешь и на Колыме!

— Иди ты, знаешь куда!

— Не бухти! Шучу. Но баба! Кругом шестнадцать! Все при ней! Вот доберемся до Самары, там тебя и познакомлю! Знатная мамзель. А ту мымру, кикимору болотную, гони взашей! Мы с тобой еще погуляем! — хлопнул по плечу и спросил: — С кем пахать будешь?

— Кого дашь! С тем и сдышусь! — сразу согласился Николай, добавив, что ему еще нужно увидеться с внуками. — Сыну обещал. Надо слово сдержать!

— Тогда паши тут за меня. Сдай груз. Тебе тут на неделю работы. Завтра еще машины придут. Столько же! Женька пусть подождет тебя. Когда с последней машиной управишься, поедешь в Тулу. Путевки оформишь, как положено. Документы тебе передам.

— Погоди. Я еще в себя не пришел.

— В дороге скорей очухаешься! А Женьке вякни, встречу, взыщу за треп. Я тут уже два дня. За грузом опаздываем. Заказчик попался клевый, упускать нельзя. Нынче глянешь документы, разберешься. Я тебе доверенность оформлю. Ну что? Уломался? Хиляем к китайцам. Им с тобой кайфово будет. У меня терпенья нет! Кстати, возьми башли, чтоб на все расходы имел, — достал деньги и, отсчитав, дал Николаю.

Всю ночь просидел Калягин в гостинице, в номере Макарыча. Изучил документы, наговорился досыта, забыл об обещании, данном Павлу, вернуться домой. И утром, встретившись с сыном, сказал:

— Возвращаюсь к Макарычу. Снова буду работать экспедитором на фуре.

— Я так и знал. А ведь хотел тебя в свою фирму взять. Вместе бы работали…

— Не могу. Не подхожу по анкетным данным. У меня судимости. А твои иностранцы — народ привередливый. Не сможем сработаться, — усмехнулся криво.

— Зачем язвишь? До какого-то решения могли бы вместе жить и работать. Неужели мы так противны тебе, что не терпишь нас больше нескольких часов? Выходит, мать права! У тебя и впрямь аллергия к семейной жизни.

— Тебе ли, вам ли о том говорить? Для вас эта оттяжка — лишь дань вежливости. А мне муки на всю оставшуюся жизнь. Зачем и за что? Или мало досталось?

— Ты не хочешь увидеть внуков?

— Нет, ты не прав! Я буду здесь неделю. Специально для этого выпросил ее у Макарыча. Обязательно встречусь с твоей семьей. Впервые и напоследок…

— Почему?

— Вы уедете! И мы расстанемся навсегда. А и я не скоро попаду в Красноярск. Во всяком случае, постараюсь живым не возвращаться сюда. Не хочу будить память. Раньше меня предавала только жена, теперь и ты… Ну, да ладно. Значит, лучшего отношения не заслужил…

— Отец! Еще ничего не известно. Могут отказать.

— От меня вы все отказались давно. Какая разница, где жить станете? Вчера было сказано сполна. Я сделал выводы и выбор.

— Ты ищешь повод! Для ссоры и ухода? Мать говорит, что так было всегда!

— Я любил вас! Обоих! До бесконечности! Подтвержденьем тому — мое одиночество. Я всегда стремился к вам и постоянно получал отставку. Меня никогда не ждали. Я жил призраком, как ты сказал в детстве и оказался прав. Я устал жить без тепла и пониманья, лишним, любимым лишь в письмах и на словах. Я ни разу в жизни не получил тому подтвержденье. И больше не верю!

— Я жил и рос без тебя. Но даже теперь, когда мы можем по быть вместе, ты уходишь. Хотя никто не гонит тебя.

«Павел Николаевич! Вас срочно к телефону!» — послышался в рупор голос диспетчера.

— Я скоро! Подожди! Ведь ты не уедешь? — спросил на ходу.

— Моя фура пока на запасном пути, — отшутился Николай невесело и с тоской посмотрел вслед сыну.

Едва Павел исчез в диспетчерской, в ворота въехала знакомая фура. Николай вмиг узнал Евгения. Тот стал в хвост очереди, не приметив Калягина. А Николай, подойдя сзади, ухватил водителя за локоть. Женька повернулся. Отскочил испуганно:

— Черт! Что за шутки? — Смотрел, вылупив глаза.

— Не узнал? Я вовсе не черт! Собственной персоной перед тобой!

— Как? Откуда взялся?

— С обочины! О какой реке ты намолол Мака- рычу?

Женька подошел вплотную. Ухватил за плечо, за голову.

— В самом деле! Живой! Колька! Как же ты смог? Как повезло?

Женька, обалдевший от радости, ходил вокруг Калягина, не веря своим глазам.