Шрифт:
Но уже через три дня позвонил Павлу, предупредив, что работы ему осталось всего на два дня и он уедет вместе с водителем из Красноярска далеко и надолго.
— Как насчет встречи? — напомнил сыну.
— Ой, извини. Совсем замотался с документами. Ты же знаешь, я уволился. Потому на работе не появляюсь. Беготня измучила. Все на ушах стоим. Помимо документов, сборы отнимают много времени. Квартиры продали. Тоже бумаг куча. Сейчас все живем у матери. Настоящим табором. Повернуться негде. Спим на полу, вповалку. Сюда я на минуту заскочил. Ты меня застал чудом. А там — у матери — не протолкнуться. Три семьи — в одну. Шум, гам стоит. Поговорить не дадут. Только ночью отдыхаем. Но времени мало. Устаем, — жаловался сын.
— Я понял. Встречи не будет.
— Ну почему? Конечно! Но не так, как хотелось. Без торжеств. Наспех. Но, думаю, поймешь и не осудишь, — извинялся заранее.
— Давай завтра. Устраивает?
— Только вечером. После работы.
— Хорошо! Я приеду за тобой на склад, — предложил Павел.
Николай заранее купил конфет внукам, цветы — женщинам, коньяк и шампанское за счастливый путь.
«Все ж последняя встреча. Больше не увидимся и не к кому станет спешить в Красноярск. Чужим он станет мне. Ни одной родной души. А впрочем, так и было всю жизнь. Пустые иллюзии питал, как дитя, верил в сказку. За то и наказан. Значит, это будет прощание с памятью, с пустотой. Тем лучше. Надо рвать по-мужски! Без сожалений!» — убедил себя. А вечером, увидев Павла, спокойно сел в такси и, не дрогнув, вошел в квартиру, где ждали его как гостя, но не более…
Николая встретили здесь настороженно. Стихли голоса, оборвался смех. Дети, робко поздоровавшись, поспешили уйти с глаз в спальню. Даже конфеты забыли, не прикоснулись к ним. Невестка наспех запихнула цветы в банку. Забыв поблагодарить, скрылась на кухне. Наташка накрывала на стол. Арпик села напротив Николая, задавала скучные вопросы:
— Как устроился? Где?
— На прежнее место вернулся.
— Опять бродягой будешь? Подумай о своем возрасте! Пора бы и поспокойнее место подыскать.
— Теперь не до выбора! Устроился там, где платят. Сама так советовала.
— Где остановился?
— Как всегда. В гостинице…
— Чего ж сюда не вернулся?
— Самим тесно. Куда мне приткнуться? В прихожей — на полу? — усмехнулся криво.
— Потеснились бы…
— Зачем?
— Ну, тебе виднее, — не знала о чем спросить еще.
И, стараясь не испортить встречу, избегала щекотливых вопросов.
Невестка с Наташкой уже накрыли стол.
— А где внуки? Почему они отдельно?
— Я их уже покормила. Пусть там, в спальне побудут. От их шума голова болит. Посидим спокойно, сами, — позвала к столу Павла.
Тот откупорил шампанское:
— За что выпьем? Предложи, отец!
— За отъезд! Пусть светлым будет ваш путь! — поднял стакан. И выпил до дна.
— Спасибо вам! — повернулась невестка к Николаю и чмокнула в щеку.
Калягин заметил в приоткрытой двери спальни два любопытных глаза. Они зорко следили за взрослыми, не выпуская из виду ничего.
— Внукам разрешите побыть с нами!
— Не надо. Дети должны воспитываться правильно и знать свое место! Нечего им скакать тут! — огрызнулась Арпик и добавила, строго глянув на дверь спальни: — За рубежом считается неприличным сажать детей к столу вместе с гостями!
— Эх, Арпик! Ты забыла главное! Они мои внуки. Я к ним пришел, — увидел, как снова приоткрылась дверь спальни.
— Когда мы поговорим, разрешим им пообщаться с тобой. Но не теперь, когда за столом взрослые. Так принято за рубежом. И мы заранее приучили своих к порядку.
— У меня времени немного. К одиннадцати нужно вернуться в гостиницу, — напомнил Николай, тяготясь занудливостью и скукой за столом.
— Ты снова спешишь! А ведь эта встреча, возможно, последняя! — напомнила Арпик.
— Именно потому прошу…
— Скажи, ты когда-нибудь любил меня и сына? Почему же теперь тебе нечего нам сказать?
— Я говорил с Павлом. Больше добавить нечего. Все сказано.