«Все-таки мы уезжаем, - подумал Сет.
– Как в «Фаусте»: «Вначале было дело». Не слово, а дело, как утверждал Гете, предвосхищая экзистенциалистов двадцатого века».

–  Вы еще пожалеете, - предрек Госсим. Сет хмыкнул.

–  И знаешь, что я скажу, если вы попроситесь обратно?
– громко спросил Госсим.
– Я скажу, что Текелу Упарсину не нужен гидробиолог, у нас даже океана нет, и мы не собираемся копать пруд, чтобы обеспечить вас работой.

–  Я никогда не просил копать здесь пруд, - ответил Сет.

–  Однако вы мечтаете о нем.

–  Я мечтаю о любом водоеме, - отрезал Сет.

–  Вот истинная причина нашего отъезда, и вот почему мы никогда не вернемся.

–  Вы уверены, что на Дельмаке-0 есть вода?
– поинтересовался Госсим.

–  Я думаю… - начал Сет, но Госсим перебил.

–  То же самое вы думали, собираясь в Текел Упарсин. С этого и начались ваши беды.

–  Я думал, раз вы приглашаете гидробиолога.

–  Сет устало вздохнул: не имело смысла убеждать Госсима. Руководитель кибуца был человеком непробиваемым.

–  Слушайте, дайте поесть спокойно.
– И Сет принялся за новый кусок «груйяра». Однако сыр успел опротиветь ему. Черт с ним, решил Сет, раздраженно отбрасывая нож. У него пропала всякая охота продолжать спор. Госсим не может помешать - вот что главное. Приказы не обсуждаются, и в этом их достоинство и недостаток, как заметил Уильям Гилберт [3].

–  Черт бы тебя побрал со всеми потрохами!
– воскликнул Госсим.

–  И тебя тоже, - огрызнулся Сет.

–  Истинно мексиканское высокомерие, - заметил Ниманд.
– Видите, мистер Госсим, вам не удастся нас удержать. Вы можете только браниться.

Госсим сделал непристойный жест двум своим строптивым работникам и, растолкав толпу в дверях, быстро зашагал прочь. В конторе воцарилась тишина. Сет почувствовал облегчение.

–  Споры утомляют, - сказала его жена.

–  Да, - согласился он.
– Госсим тоже устал. Восемь лет бессмысленных споров. Пойду выберу нозер.
– Он вышел из офиса на полуденное солнце.

«Странная штука, этот нозер, - раздумывал он, стоя на краю взлетного поля и обозревая ряды неподвижных корабликов. Во-первых, он невероятно дешев - меньше четырех серебряных долларов. Во-вторых, пригоден только для путешествия в один конец. По одной простой причине: он слишком мал, чтобы нести топливо для обратного полета. Все, на что он способен, - стартовать с большого корабля или с поверхности планеты, взять курс к месту назначения и совершить мягкую посадку.

Однако нозеры исправно делали свое дело. И люди, и другие разумные существа летали по всей Галактике на этих стручкообразных суденышках».

–  Прощай, Текел Упарсин, - пробормотал Сет и помахал шеренгам апельсиновых кустов, окружавшим стоянку.

–  Ну, который выберем?
– спросил он себя.

Все нозеры выглядели одинаково: ржавые, хлипкие. Ни дать ни взять - автосвалка из далекого прошлого Земли.

«Возьму первый попавшийся с названием на «М», - решил Сет и двинулся в обход поля.
– «Мнительный цыпленок». Хорошо, пусть будет «Цыпленок». На вид неказистый, но сойдет».

Все, в том числе Мэри, говорили, что Сет излишне мнителен. «Не мнителен, а впечатлителен, - подумал он.
– Люди путают эти понятия».

Бросив взгляд на наручные часы, он увидел, что у него есть время пройтись до упаковочного цеха завода по переработке цитрусовых.

–  Десять пинтовых банок джема сорта АА, - сказал Сет кладовщику. Или он получит паек сейчас, или не получит никогда.

–  Ты уверен, что тебе полагается десять пинт?
– кладовщик подозрительно посмотрел на него.

–  А ты звякни Джо Персеру и спроси, сколько джема мне причитается. Ну, давай, звони.

–  Некогда.
– Кладовщик отсчитал десять банок основной продукции кибуца и протянул их Сету в бумажном мешке вместо стандартной картонной коробки.

–  А коробку?

–  Проваливай, - отрезал кладовщик. Морли вытащил одну банку, дабы убедиться,

что это действительно сорт АА. Да, все правильно. «Джем кибуца Текел Упарсин», - гласила этикетка. «Изготовлен из натуральных севильских апельсинов (мутационный подвид 3– В). Купите дары солнечной Испании к вашему столу».

–  Ладно, - вздохнул Морли.
– Спасибо.

С большим бумажным мешком он снова вышел на солнце.

Вернувшись к «Цыпленку», он принялся расставлять банки в багажном отсеке. «Единственная стоящая вещь, выпускаемая кибуцем, - подумал он.
– И, пожалуй, единственное, с чем жаль расставаться».