Первое, что бросается друзьям в глаза - четверо бойцов в камуфляже, сидящих возле потухшего костра на улице. Глава аковцев сдержал свое обещание, прислав для «охраны» Цирка своих людей. Нечего было и думать прошмыгнуть мимо них внутрь незамеченными. Ник вспоминает, что ночью Асланов говорил об отделении, стало быть, в здании должны находиться и другие «крем-

левские».

– Чё делать будем?
– Хал кивает на греющихся на солнышке автоматчиков.

– Может, со стороны моста попробуем, через задний вход?
– неуверенно предлагает Ник.
– Надо же все рассказать нашим! И еще - там Эн…

Вспомнив о девушке, оба мрачнеют. Что стало с женщинами, уведенными Аслановым в Кремль, друзья понимают без обсуждения. Похоже, в этом новом дивном мире термин «сексуальная рабыня» приобретал свой самый исконный, однозначный смысл. А когда аковцы натешатся женщинами из «первой партии», им понадобится «свежачок»…

– Пошли, - хлопает Ника по плечу Хал.
– Обойдем, блин, позырим, чё там, сзади.

Служебный вход в здание Цирка скрывает целая роща американских кленов. Поодаль, в камышах, которыми заросло русло реки Казанки, квакают лягушки. День обещает быть теплым, в воздухе носятся стрекозы, жужжат слепни и оводы.

Устроившись в густом бурьяне у края замусоренной, заросшей дороги, наполовину поглощенной болотом, друзья наблюдают за зданием.

– Вроде тихо, - вглядываясь в зеленую мешанину листьев, бормочет Ник.
– Двери открыты… Но не может же быть такого, что бы они тут охрану не поставили?

– Ща проверим, блин!
– хищно усмехается Хал, подбирает трухлявый сук и изо всех сил бросает его в густую крону одного из американских кленов.

Его старания вознаграждаются сторицей - на шум откуда-то выныривает щуплый парень в камуфляже, задирает узкое лицо и направляет ствол автомата вверх, напряженно вглядываясь в листву.

– Ну, что там?
– окликает его невидимый со стороны напарник.

– Хрен его знает, - успокоившись, пожимает плечами охранник.
– Птица, наверное.

– Тоска-а… - второй аковец выходит на площадку перед воротами. Он намного крупнее и старше.
– Слышь, Леха, сходи, притарань телку какую-нибудь, что ли.

– Кидняк узнает - секир башка сделает. Тех двоих так и не поймали, - Леха настороженно зыркает по сторонам голубенькими глазками.
– Слышь, Бурый, может, они тут где-нибудь шарогрёбятся?

– Не ссы!
– авторитетно заверяет его Бурый, потирая квадратную челюсть.
– Тащи телку, только помоложе бери. Вон, в кусты отведем. Ты покараулишь сперва, потом я. Все путем будет. Давай!

Ник и Хал переглядываются. До кустов, на которые указал аковец, от них недалеко, метров пять-шесть.

– У меня нож, - шепчет татарин.

– Я его голыми руками удушу, - скрипит зубами Ник.
– Пошли!

Они ползком, обдирая животы о вздыбленный, разорванный корнями трав и деревьев асфальт, добираются до густых зарослей акации, назначенных Бурым стать местом сексуальных утех, затаиваются.

– Иди, иди, красавица, - слышится гнусавый голосок Лехи.
– Сахар хочешь? У нас есть. Мы хорошие. И тебе хорошо будет. Да иди ты, сучка! Бурый, во, зацени!

Ник вытягивает шею, стараясь рассмотреть сквозь густую листву, кого привел Леха. Сердце его сжимается от дурного предчувствия.

– Руки убери! Козел!
– режет по ушам такой знакомый, такой родной голосок.
– Не пойду-у, не пойду!

Звук пощечины заставляет Ника вздрогнуть.

– Ой, мамочки!
– взвизгивает девушка.

– Эн!
– не помня себя от ярости, Ник рвется вперед, и, если бы не Хал, бультерьером повисающий на нем, жить ему осталось бы считанные секунды.

– Куда, дурак?
– шипит татарин в ухо Нику.
– Всех попалишь, блин! Сиди, жди!

– Вот ты дура, что ли?
– выговаривает тем временем Бурый отчаянно извивающейся в руках Лехи Эн.
– Чего ты кобенишься, лярва? Все равно ведь по-нашему будет. Времена нынче такие. Настоящие. У кого сила, тот и права имеет. И ты могла бы. Ну, девка! Как там в кино говорят? Расслабься, гы-гы, и получи удовольствие. А то ствол сейчас сама знаешь, куда засуну, и одного патрона не пожалею. Ну, иди! Вон туда, туда. Леха, на шухер!

– Ага, - довольный Леха толкает Эн к Бурому и вскидывает автомат.
– Ты только это… не долго!

– А как получится, - скалит желтые зубы Бурый, хватает беззвучно плачущую Эн за руку и тянет к акациям.

Ник до боли стискивает зубы. Хал достает нож, обыкновенный столовый нож из хозяйственного отдела ЦУМа, с лезвием из нержавеющей стали и пластмассовой рукоятью. Татарин носит его за пазухой в самодельных деревянных ножнах.

– Ну, не брыкайся, не брыкайся, - утробно воркует Бурый, затаскивая девушку в кусты.