Эн молча отбивается, но видно, что ей не по силам справиться с крепким мужчиной.

– Вот здеся, ложись. Ну что ты, дурочка! Все хорошо будет! Нас двое всего, двое.
– Бурый толкает Эн, роняет на траву.
– Слышь, я терпение теряю! Будешь выламываться - остальных мужиков позову. Сама подумай, что лучше…

Эн всхлипывает. Ник опять рвется к ней, но Хал сдавливает ему руку.

– Не лезь, блин! Рано!

Звякает пряжка расстегнутого ремня. Бурый, не глядя, вешает автомат на ветку, через голову стягивает армейскую куртку. На бледной, не тронутой загаром спине его синеют наколки - купола, ангелы. Эн закрывает глаза и заслоняет лицо рукой. Уголовник тихо смеется, нагибается над девушкой…

– Теперь пора!
– выдыхает Хал.

Они одновременно прыгают на аковца, ломая ветки. Ник, словно куклу, выдергивает из-под него Эн, а Хал двумя руками обхватив рукоять ножа, всаживает его под левую лопатку Бурого. Уголовник кашляет, пытается что-то сказать, но захлебывается - и роняет голову в траву.

– Уходим!
– цедит Ник, взваливает на плечо бесчувственное тело девушки и ломится через заросли. Хал устремляется следом.

Убегая, они слышат позади гнусавый голос Лехи:

– Бурый, ну что там? Всё на мази?

Глава седьмая

Эн приходит в себя минут через пять, когда Ник решает, что с девушкой на плечах он больше уже не сможет сделать ни одного лишнего шага. За это время друзья добегают до обвалившегося моста Миллениум, пролезают под опорами, со стороны болота выходят к заросшему сиренью валу Кремля и прокрадываются на улицу Карла Маркса.

Теперь они прячутся в подвале полуразрушенного дома. Здесь сыро, темно, с потолка капает, под ногами чавкает густая грязь. Осклизлые стены покрывает липкий зеленый налет, пахнет водорослями. Устроившись на ржавых бочках, друзья усаживают Эн, подстелив ей куртку, и отдыхают, с тревогой посматривая в сторону узкого проема подвального окна, через которого и заползли в подземелье. Если преследователи вычислят беглецов, найдут их по следам, то уйти из подвала не удастся. Ловушка.

– Вот только фиг им, блин!
– сверкает в полутьме улыбкой татарин.

Идея бежать в сторону Кремля принадлежала Халу.

– Там они нас не додумаются искать, - сразу сказал он.

– Пить!
– шепчет Эн, невидяще глядя перед собой.
– Водички. Один глоточек…

Ник вытаскивает из кармана помятую пластиковую бутылку без этикетки, откручивает грязную крышку. Такие бутылки, прекрасно сохранившиеся, носят с собой многие общинники - они заменяют им походные фляжки.

Девушка припадает к горлышку, судорожно глотает - и тут сказывается накопившееся нервное напряжение. Оттолкнув руку Ника с бутылкой, она плачет, буквально заходится в рыданиях.

– Тихо, тихо!
– пытался успокоить ее Ник.
– Всё уже, всё прошло…

– Гады! Вы гады, гады!
– Эн молотит кулачками по широкой груди Ника.
– Зачем вы меня с собой не взяли? Бросили… Там так страшно было… Они утром пришли, Бабая избили, ногами… Все лицо черное. А профессора… - Девушка всхлипывает, отворачивает голову и утыкается мокрым лицом в плечо Ника.
– Профессора уби-и-ли-и! Он заступился, сказал, что это произво-о-ол… И Снежану… Но-о-жо-ом!

– Вот тебе и жизнь наладилась, - глупо говорит Ник, прижимая к себе сотрясаемую рыданиями Эн.

Проходит не менее получаса. Выплакавшись, Эн успокаивается и засыпает, прижавшись к Нику. Хал, стараясь ступать потише, пробирается к окну, выглядывает, прислушивается.

– Тихо вроде. Ну чё, еще посидим или будем выползать?

– Автомат!
– бьет себя кулаком по лбу Ник.
– Автомат не взяли!

– Да теперь-то чего, - хмыкает Хал.
– Поздняк пить боржоми, блин. Ты скажи лучше, куда мы теперь?

– Туда, где людей поменьше. Где можно посидеть спокойно, помозговать, как дальше жить…

– Помозговать, - ворчит Хал.
– Мозгуны, блин. Знаешь чё? Давай к Дому Кекина двинем. На цырлах, в обходняк. Там вроде спокойно, переночуем. Чё думаешь?

– Давай, - кивает Ник и осторожно принимается будить девушку.

Поход к готическому особняку проходит на удивление гладко. Выбравшись из подвала, друзья стараются как можно дальше уйти от Кремля. По Нагорной, по улице Зои Космодемьянской, прячась в тени деревьев, прижимаясь к стенам, с опаской, они выходят к площади Султан-Галеева, прокрадываются какой-то козьей тропой через густой боярышник вдоль серого монолита здания бывшего Госсовета, сворачивают на Малую Красную и уже отсюда начинают двигаться в сторону улицы Горького.

День выдается, как на заказ - теплый, солнечный. В такой хорошо лежать на пляже, попивая холодное пивко, и ни о чем не думать. Над городом плывут мелкие облака, похожие на овец, к полудню разжаривает так, что воздух над пятачками уцелевшего асфальта начинает дрожать и струиться.

– Сейчас бы на пляж, блин, - то и дело вытирая пот со лба, в сотый раз произносит Хал.

– Лучше мороженого.
– Ник поворачивается к Эн, подмигивает, но девушка никак не реагирует.

Несмотря на жару, ее бьет внутренний озноб. Опухшие от слез, покрасневшие глаза со страхом смотрят из-под челки. Ник ощущает острое чувство жалости. Эн, в сущности, еще ребенок. И Ник решает - никогда, никогда больше он не оставит ее одну.