Шрифт:
— Дети, дети. Говорят, у нас наследника мешочком ударили! (Это про будущего Николая Второго.)
. . . . .
Из рассказов тети Тэны.
У Муравлевых, к которым она в детстве ездила гостить, пол был выкрашен под паркет, а середина его — под ковер.
Мыли пол квасом.
. . . . .
Тетя Тэна:
— Был у нас знакомый Пушкин. Так его даже не хотелось называть Пушкиным.
. . . . .
— Платье у нее такого цвета, как на другой день кисель бывает.
. . . . .
Эпиграф к «Кате».
«Ох, времени тому!»
Протопоп Аввакум
(Тетя Тэна, старообрядка, произносит: Аввакум.)
. . . . .
Покойный Василий Васильевич однажды сказал:
— Эх, на мои бы плечи да голову Фирс Иваныча.
Фирс Иванович — его компаньон по колбасному делу.
Плечи у Василия Васильевича были, действительно, хороши.
. . . . .
— Пока вы ездили загорать на Южный берег Крыма, моим пристанищем был южный берег Обводного канала.
. . . . .
Волково кладбище. Жестяной самодельный крестик. Дощечка со стихами:
Тихо, деревья, не шумите, Мово Пашу не будите Под зеленым бугорком Спи, родной мой, вечным сном!. . . . .
Рассказывала тетя Тэна.
В молодости был у них домашний врач — доктор Струпов. Он почему-то прописал тете Тэне есть горох и студень.
— Он вообще был странный доктор. Любил гладить больных по рукам.
— Небось только женщин, тетя Тэночка, и только хорошеньких?
— Да ну тебя! А впрочем — да, Михаила Иваныча он не гладил.
. . . . .
Вечером на улице Каляева. Стриженый мальчик, влюбленный конечно, проводил до подъезда двух девушек. Попрощался, пошел, оглянулся:
— Ляля!
Вернулся, сказал что-то, опять пожал руки и — пошел покачиваясь, радостный и счастливый до того, что завидно было смотреть.
. . . . .
На Охте. Трогательная надпись — большими черными каракулями по забору:
«Мы отстояли наш Ленинград — и мы его восстановим».
. . . . .
Столяр:
— Неужто у вас в доме одни писатели живут?
— Да, одни писатели.
— Гм.
— А что вас удивляет?
— Да вот — не могу, вы знаете, представить дом, где бы, скажем, одни столяры жили.
Как точно этот человек выразил мое отвращение к жизни в «обойме», в «папиросной пачке».
. . . . .
«Катя».
Бабушка о Ване:
— Сколько ему бедному перестрадать пришлось. И с Аркадием, с отчимом, нелегко ему, разумеется, было. А уж как я огорчалась, когда он в военные уходил. Аркадий говорит: «Не тужи. Все равно вернется». И ведь так и случилось: вернулся.
Говорит об этом бабушка, как о большом счастии и о победе. Вероятно, ей и в голову не пришло и сейчас не приходит, что для Вани это была трагедия: возвращение к старому быту, к торговле дровами и «чистым лесом».
. . . . .
В поезде:
— У нас в поселке народу нынче!.. Три сеанса в клубе, и то не помещаются.
Киносеанс как мера объема.
. . . . .
И в Ленинграде и в Москве говорят на русском языке. Но в Ленинграде у нас говорят «вставочка», а в Москве — «ручка». В Ленинграде выходят из трамвая, в Москве сходят (соответственно вылазят и слазят). В Ленинграде говорят сегодня, в Москве говорят, бывает, и так, но чаще нынче. В Ленинграде девочки скачут через скакалку, в Москве прыгают через прыгалку. В Ленинграде — прятки, в Москве — пряталки. В Ленинграде ошибки в тетрадях стирают резинкой, в Москве — ластиком… Список мог бы продолжить. У нас, например, проходные дворы, в Москве — пролетные.
. . . . .
В Петрозаводске. Сижу на уроке в школе. И вдруг во мне просыпается старый, самый настоящий мальчишеский страх: а вдруг меня вызовут!
— Пантелеев, к доске!..
. . . . .
У многих мальчиков под партами — лыжи.
. . . . .
Гарик Печерин — племянник С. И. Лобанова * . Одиннадцать лет. Как и большинство коренных петрозаводцев, слегка окает. Лучший друг Гарика заболел. Гарик много раз с гордостью сообщал мне, что у товарища его:
— Туб-беркулезный брронходенит.
Говорит он это так звучно, с такой гордостью и с таким апломбом, как будто объявляет:
— Мой друг — генерал-полковник артиллерии.
. . . . .
Комнатка Гариковой бабушки. Очень хороши свежие сосновые стены, ничем не обитые и не оклеенные. Хорошо, чисто блестит светлая серебряная иконка в углу.
. . . . .
В Карело-Финском Госиздате в прошлом году был такой случай. В служебное время в коридорах издательства появились — цыганки. Нашлись охотницы — и в редакциях, и в бухгалтерии, и в корректорской — узнать судьбу свою. На другой день — заметка в стенной газете. Общее собрание. Сергея Ивановича вызывают…