Шрифт:
1876
ОЗЕРО
Перевод Ю. Кожевникова
1876
ЖЕЛАНИЕ
Перевод Ю. Нейман
1876
ПОД КРЫЛО ГОЛОВКУ СПРЯТАВ…
Перевод Г. Перова
1876
КЭЛИН (Страницы сказки)
Перевод Н. Вержейской
Газела
Бродит осень в роще хилой,
Верещит сверчок унылый,
В окна бьет тоскливый ветер,
Ты у печки ждешь остылой,
Чтобы тихо к изголовью
Сон спустился легкокрылый.
Что ты вздрогнула нежданно?
По сеням идет твой милый.
Он обнимет стан твой стройный
С нежной страстью, с юной силой.
Милый зеркало достанет,
Чтоб оно твой лик явило,
Чтоб оно твою улыбку
И мечты отобразило…
I
Месяц красный, как жаровня с раскаленными углями, Озаряет лес и замок, вознесенный над холмами, И потоков бурных воды, ниспадающие с круч; На безжизненные скалы он бросает яркий луч: Крепостные стены встали, на утесы опираясь, И смельчак скользит над бездной, по отвесу вверх взбираясь. Он цепляется за камни, он по выступам ползет, Наконец, окна достигнув, он ломает переплет, Проникает в амбразуру и неслышною стопою Пробирается тихонько к потаенному покою. Сквозь решетки узких окон светит кроткая луна, Как в цветах переплетенных, в них запуталась она. И куда лучи проникнут, там полы белее мела, А в углах, где их не видно, сажа темени осела. Ткань, прозрачней паутины чудодея-паука, Вся блестя и колыхаясь, словно льется с потолка. Ткань готова оборваться, пасть под тяжестью бессчетных Переливчатых каменьев, самоцветов искрометных. Там, за пологом, принцесса, в бликах ласковой луны, На высоком, пышном ложе видит радужные сны. То, что лик ее округлый, как заря, лучист и светел. Сквозь струящиеся ткани мигом юноша заметил. Непослушная застежка расстегнулась над плечом, Тело девушки сияет в целомудрии своем. Золотые кудри смело разметались по подушкам, Голубою тенью жилки от висков сбегают к ушкам, А на лбу точеном брови изгибаются дугой, Их природа начертала неповторною чертой. И ресницы чуть трепещут, как густые опахала, И рука ее повисла так беспомощно, устало. Жаром юности тревожной грудь принцессы налита. Чуть дыханье приоткрыло непорочные уста, Несравненная улыбка шевелит их еле-еле, И рассыпанные розы увядают на постели. Он срывает тонкий полог, к ложу быстро подойдя, И слетают на пол брызги самоцветного дождя. Он глазам своим не верит, он исполнен восхищенья: Непостижна прелесть девы и очам воображенья. Над красавицей склонившись и, себя не помня сам, Припадает он губами к свежим девственным губам, А потом кольцо снимает с указательного пальца И… внезапно исчезает… Поищи теперь скитальца! II
А наутро с изумленьем видит юная принцесса, Что ее бескровны губы и… оборвана завеса… Дева думает: «О, радость! Может быть, вчера ко мне Збурэтор [40] являлся смуглый, чтоб умчать меня во сне?» III
Пусть о девах каждый судит благосклонно или злобно, Но красавица Нарциссу [41] сразу сделалась подобна: Увидав в зеркальной глади облик, влагой отраженный, Он пред ним застыл навеки и стоит завороженный. И любой, кто в это время королевну ни застал бы, Кто врасплох пред зеркалами вдруг ее ни увидал бы, Тот не мог бы не заметить, как она, собой любуясь, Глаз от стекол не отводит, и смущаясь, и волнуясь. Тот бы понял, что случилось, и вздохнул бы — как ни странно; Дева юная постигла красоту свою нежданно, — Образ вдруг пред ней представший, отраженный зеркалами, Со снопом волос лучистых и с бездонными глазами. Созерцая совершенство ослепительного тела, Королевна молодая вспоминает то и дело: «Я не знаю явь ли это, сон приснился ли чудесный, Но входил ко мне красавец чернокудрый, неизвестный. И с тех пор, о нем тоскуя, и с тех пор, томясь в разлуке, Я к пришельцу простираю умоляющие руки. То горюя, то внимая зову сладостной надежды, В волоса я одеваюсь, как в роскошные одежды. От любви, от ожиданья розовее стал румянец… Почему же не приходит снова милый чужестранец? Изгибая стан свой стройный, я пред зеркалом танцую… Разве где-нибудь найдет он краше девушку другую? Я люблю себя за то лишь, что меня любить он может. О мой рот! Смотри — не выдай то, что помыслы тревожит. Пусть никто о том не знает, даже он, мой друг любимый, Он, ко мне в покой вступивший силой чар непостижимой». 40
Збурэтор— крылатый дух любви в румынских поверьях.
41
Нарцисс— в древнегреческой мифологии — прекрасный юноша, влюбившийся в свое отражение в воде.
IV
Еженощно приходил он в час всеобщего молчанья, И принцесса просыпалась от горячего лобзанья. Дева юношу однажды удержала у себя, Поглядев в глаза с мольбою, начала шептать любя: — Нет! Останешься со мною ты, доныне чуждый счастью. Я стремлюсь к тебе всем сердцем, и полна я нежной страстью. Ты не думай, что на свете нет души тебе родной, Что бродить ты вечно должен тенью скорбной и немой. Ты не будешь жить отныне всем чужой и одинокий: Ты теперь мой добрый гений, мой избранник грустноокий. — Он садится с нею рядом, обнимает гибкий стан, Светом слов ее любовных лик принцессы осиян. Молвил юноша: «Впервые я глаза увидел сказки. Смысл речей твоих неясен, но я слышу трепет ласки. Блеску молнии подобен золотой желанный сон, Лишь тебя рукой касаюсь, мне тотчас же снится он. Счастлив я, когда ты смотришь все нежнее и нежнее, И твоих волос сиянье по моей струится шее; Счастлив я, когда, желая к сердцу милого прильнуть, Ты свое лицо положишь мне доверчиво на грудь; Счастлив я, когда целую кожу плеч твоих атласных И в твоем дыханье чую сладость наших чувств согласных; Счастлив я, когда в волненье даришь ты свои уста, И сердца в изнеможенье, и сбывается мечта». Им друг другу бы хотелось в этот миг сказать так много. Но любовь — плохой учитель цицероновского слога. Поцелуй — красноречивей всех обычных слов земных: И ликующим влюбленным в миг блаженства не до них. В темноте лицо принцессы обожгло румянцем алым, Волоса ее укрыли, словно брачным покрывалом. V
Исхудала королевна, побледнела — так и вянет. Ни кровинки в ней не стало — каждый скажет, кто ни взглянет. Кажется она усталой, озабоченной и хмурой И слезинки вытирает мягкой прядью белокурой; И становится все тоньше, молчаливей и печальней. У окна она томится в отдаленной тихой спальне: Вьется жаворонок в небе — с ним письмо послать бы другу… Он не голубь, он не может оказать в беде услугу. Птица скоро улетает — хорошо ей на просторе! А принцессу ожидают те же слезы, то же горе. Ты не плачь, не плачь, принцесса! Не тумань очей слезами! Знай, что есть большое сходство между небом и глазами: Звезды падают, как капли, в час ночной — алмаз к алмазу, Но ведь небо не роняет все свои алмазы сразу. Что бы было, если б звезды все исчезли с небосвода! Если б тусклой, мертвой стала вся уснувшая природа! Есть же разница — пойми ты — между ночью звездноликой И беззвездной ночью, темной, словно склеп в пустыне дикой. Слезы красят, если плакать понемногу, королевна, Но какою же ты будешь, в них купаясь ежедневно? Слезы смоют тот румянец, что на щечках белоснежных Плач убьет без сожаленья голубую тайну ночи, Он детей погубит неба — звездные погасит очи. А какой безумец спрячет в пепел чудный блеск сапфира, Чтоб красы его лишились все, кто любит прелесть мира? Красоту свою сжигаешь этим плачем ежечасным. Позабыв, что в ней отрада всех, кто знает толк в прекрасном.