Хрустнула перебитая кость – нападающий со всего маху саданул себя по голени. Еще спустя секунду он валялся на земле, шипя от боли. Но не закричал. Сильная воля у человека.

– Не надо, – еще более виновато улыбнулся Чекалов. – Отпускаю тебе на время боль твою. Рассказывай.

Искаженное болью и яростью лицо нападавшего разгладилось, глаза словно остекленели.

– Газ… Вся семья – теща, жена и дочка… А родители еще раньше. Отец через неделю после того… дня… инфаркт. И мама месяц спустя… инсульт… не приходя в сознание…

И вновь из стеклянной глубины протаяли боль и отчаяние.

– Нужно было мне сразу понять… колдун проклятый… Тогда бы нож тебе в брюхо… или артерию на шее порезать… и не было бы этого.

– Так не могло случиться, док, – уже без всякой улыбки возразил Чекалов. – Случилось так, как случилось.

– За что, за что?!

– Ты не смог. Ты не спас ее.

– Я не мог!!! Никто, никто не смог бы сделать больше!!!

Алексей глубоко вздохнул. Присел на корточки рядом с лежащим.

– Послушай. Послушай и постарайся понять… Вот, к примеру, ты выпал из окна. Будет ли закон всемирного тяготения виноват в том, что ты не можешь летать?

Пауза.

– Надо было смочь. Или, по крайней мере, не стоять у окна. Чтобы не повезло другому, не тебе.

– Все… хватит издеваться… – похоже, боль в перебитой ноге возвращалась к неудавшемуся киллеру в полной мере, и так же точно возвращались ярость и острая жажда мести. – Убей уже, тварь…

– Нет.

– Тогда… я тебя… все равно убью…

– И этому не бывать.

Две женщины, очевидно, торопившиеся с работы, сунулись в арку, оживленно щебеча о чем-то своем, бабском, и разом замерли от лицезрения ужасной картины.

– Проходите, как шли, – вежливо улыбаясь, посоветовал им Чекалов. – Нет тут никого. Пусто.

Дамы возобновили свой путь и заодно прерванный разговор, щебеча по-прежнему оживленно. Одна из них походя перешагнула через валяющийся ружейный обрез, вторая – через лежащего на земле киллера-неудачника. Алексей проводил их взглядом.

– Верни… – доктор уже старался зацепить его штанину судорожно скрюченными пальцами, и в голосе теперь была такая мольба… – Ну верни мне их, слышишь? Все, все сделаю… рабом твоим буду…

– Зачем мне рабы? Я не плантатор.

– Верни… я умоляю…

– Я тоже умолял тогда.

Лежащий на земле поднял глаза, полные муки.

– Знал бы ты… какая боль…

– А то я не знаю.

– Так сделай же хоть что-нибудь, сволочь!!!

Алексей глубоко задумался. В самом деле…

Вот оно, «испытание властью»?

– Твоя боль навсегда оставит тебя, если ты этого хочешь. Но ничто не дается даром. Итак, твое слово?

– Да!!!

Чекалов встал во весь рост.

– Отпускаю тебе боль твою. Навсегда. Живи долго и забудь о прошлом.

Он перешагнул через ноги лежащего – одна нога торчала неестественно, и на штанине уже налилось обширное темное пятно – и двинулся к своему дому. Да, нужно срочно вызвать «скорую». Потому что вряд ли человек, не помнящий даже своего имени, сообразит, как это можно сделать.

Звонок за дверью затрещал требовательно и громко – обычно звонки с таким тембром ставят где-нибудь в казармах, а не в жилых домах, мелькнула посторонняя мысль. Жильцы стараются при первой возможности избавиться от таких звоночков, меняя их на что-нибудь не столь пугающее…

– Кто там? – раздался из-за двери старческий женский голос.

– Я это, – Чекалов улыбнулся вежливо и открыто, демонстрируя отсутствие дурных намерений. – Если вы подумаете, то вспомните. Я еще вам телевизор чинить приходил.

Пауза оказалась довольно затянутой – очевидно, хозяйка проводила фэйс-контроль посредством дверного глазка. Наконец сомнения разрешились в пользу визитера, заскрежетали замки, и дверь приоткрылась на длину цепочки.

– Чего вам?

– Да это не мне, это вам! – Алексей поудобнее перехватил под мышкой массивную колбу кинескопа. – Вам же кинескоп менять надо было, или как?

После очередной серии колебаний дверь наконец распахнулась относительно широко – во всяком случае, достаточно, чтобы в образовавшуюся щель можно было протиснуться не слишком грузному мужчине.