Она чуть улыбнулась.

– Мы слишком редко вместе, Леша.

Сжав зубы, он целеустремленно принялся расстегивать на ней халат.

– Ты опять свалишься в обморок…

– Не имеет значения. Голодать ты у меня не будешь. Я так хочу!

… Сознания он все-таки не потерял, хотя звон в голове был такой, словно туда засунули будильник. Некоторое время он лежал просто так, бездумно. Потом осторожно провел пальцами по ее щеке.

– Юльк…

– М?

– Я люблю тебя.

Она ответно провела пальцами по его лицу.

– Навсегда?

– Навсегда.

Звон в голове понемногу стихал, оставляя после себя глубокую истомную слабость.

– Юль…

– М?

– Я тебя все спросить хочу… и каждый раз нам недосуг выходит… Как там?..

Заканчивать фразу необходимости не было – теперешняя Юлька понимала абсолютно все даже без слов.

– Покой и безмятежность… и всепроникающий свет… А впрочем, я вру. Стеклянная пустота и только, Леша. Мертвая пауза между всплесками квази-жизни.

Пауза.

– Юль…

– М?

– А если… без пауз? Смогла бы ты… просто как раньше… жить тут и все?

Снова пауза – она явно обдумывала ответ.

– Вряд ли, Лешик. Даже если бы тебе хватило здоровья держать меня при себе непрерывно, ты не сможешь запереться в этих стенах. И таскать меня повсюду, как мопса на цепочке, тем более. Ну, вариант с дальнейшим открытым проживанием семейства Чекаловых по месту прописки я вообще опускаю. Рядовые граждане, как правило, очень болезненно реагируют на воскрешение покойников.

Чекалов чуть усмехнулся. Теперь уже он не был «в полных непонятках» – он уже достаточно подробно разбирался в жизни привидений… Во всяком случае гораздо больше, чем тот писатель, как его… да, Станислав Лем, написавший «Солярис». Навка не в состоянии существовать без хозяина-донора хоть сколько-то долгое время, она просто дематериализуется. Для нормального проявления квази-жизни необходим либо прямой физический контакт, либо по крайней мере поток внимания донора-хозяина. В переводе на простой человеческий язык – скажем, заснуть до утра в объятиях навки можно, тут главное хватило бы здоровья, а вот уйти утром на работу, оставив ее заниматься домашним хозяйством, подобно добропорядочной супруге – нет.

– Жаль… так бы росла Юлия Алексевна не сиротой, а…

Он осекся, увидев перед собой ее закушенную губу.

– Прости, Юль… ну прости дурака…

– Ладно, Лешик, – выдохнула она. – Просто знал бы ты, какая порой тоска…

Он уже собирал губами ее слезинки. Правый глазик… а теперь левый…

– Слушай домашнее задание… Задача раз – как мне ускоренно восстанавливать ту жизненную энергию. Что позволит перейти к задаче два – как нам видеться чаще. И задача три – Юльчонок. Негоже ей бояться матери. И все это надо решать быстро, поскольку Юлия Алексевна стремительно подрастает.

– И все это на мои хрупкие плечи? – наконец-то она улыбнулась как следует.

– И все на твои хрупкие плечи. Поскольку на данный момент, так полагаю, ты значительно умнее меня. У меня покуда нет постоянного озарения.

– Сан Петрович, мне бы на завтра отгул взять. Край надо.

– Да не вопрос, чего ты, Алексей?

Директор улыбался широчайшей улыбкой, несколько неестественной для рядового рабочего момента – можно подумать, не сотрудник отгул просит, а щедрый спонсор посетил скромную ремконтору, мелькнула у Алексея мимолетная мысль… Ладно.

– На сегодня заявки по квартирам есть?

– Да вот, на выбор…

– Угу. Так я вот эти возьму?

– С богом!

В ремонтном зале царило непринужденное веселье – Стас рассказал какой-то анекдот. При появлении Чекалова смех стих, народ как-то сам собой уткнулся в раскуроченные телевизоры и магнитолы.

– Ладно, мужики, не скучайте тут сильно. Я на заявках, – улыбнулся Алексей.

– Добро! – откликнулся «аксакал».

– Да, завтра не будет меня, ежели что. В отгуле…

– Ладно, ладно!

Да не ладно, подумал Чекалов, собирая свой рабочий чемоданчик. Вот интересно, вроде и сочувствуют ему мужики, и не ссорились… А отчего-то в последнее время в его присутствии увядает беседа, как цветок в кипятке.

Оборотная сторона Силы?

На улице было людно, неистовое солнце раскалило асфальт, упруго подававшийся под ногами. Он шагал в толпе, невидимый и неощутимый для мимолетного взгляда прохожих, и в то же время будто отделенный незримой стеклянной стеной. Совсем, совсем иное ощущение, чем в прошлом, огненно-тревожном году, когда за ним вела охоту госпожа злобная реальность…