Арье Игорь
Шрифт:
– Господа, господа, не стоит беспокоиться из-за нас, мы сейчас отправимся в путь, у нас приказ, дела короны…
Хозяин тоже подскочил и стал бормотать, что лошади приезжих уже накормлены, и можно ехать дальше. Но было поздно, юнцы уже настроились развлечься. В их убогом краю, забытом Солнцем и людьми, нечасто выпадали подобные возможности.
– Хозяин, у тебя найдется деготь?
– спросил Морт.
– Принеси немного. Туйвин, дай ему монету за беспокойство. И пусть твой сынишка выводит лошадей к крыльцу, мы едем.
Хозяин понял, что драки не избежать, оставил увещевания и убежал. Поручение относительно дегтя оказалось подходящим поводом, чтобы исчезнуть. Благородные элерийцы пересекли зал и остановились у стола беглецов. Тот, что оскорблял Махабу, оказался за спиной Морта.
– Никуда вы не пойдете, пока…
Морт схватил блюдо, в котором бараньи кости плавали в подливке, и швырнул назад через голову. И тут же, не слушая возмущенных воплей, скатился со скамьи. Над столом, где он только что сидел, промелькнул кулак, но Морт уже вскочил рядом с молодчиками, которые протирали залитые соусом глаза и слепо размахивали руками.
Первого Морт ударил кулаком в живот, второго пнул в колено. Махаба, мигом оказавшийся рядом, поймал двоих парней за волосы и треснул лбами друг о друга.
Туйвин тоже внес вклад в общее дело, разбив кувшин на обращенной к нему макушке парня, согнувшегося после удара Морта.
Бородатый владелец кабака осторожно заглянул в дверь. Схватка завершилась, едва начавшись. Парни, попавшиеся под руку Махабе, возились на полу, держась за головы; тот, которого оглушил Туйвин, и вовсе растянулся без движения, а последний задира пятился перед тремя противниками, припадая на ушибленную ногу.
– Деготь!
– потребовал Морт, протягивая руку к кабатчику.
Тот, растерянно моргая, приблизился и протянул ведерко.
– Махаба, который из них завидовал цвету твоей кожи? Вот этот?
– Махаба легонько пнул оглушенного юнца. Морт кивнул.
– Отлично. Я всегда рад помочь.
Он наклонил ведро над головой парня.
– Ну вот, теперь можно и отправляться, - удовлетворенно заключил он, полив лицо лежащего дегтем.
– Когда магистр Грейнис явится сюда искать эйбона, он получит то, что хочет.
Туйвин сунул ошеломленному хозяину заведения горсть медяков и заявил:
– Это за деготь, за испачканный пол и беспокойство. Да, и за разбитый кувшин тоже.
– Хотя здесь ты сам виноват, - подхватил Морт.
– Если у тебя пьют болваны с такими твердыми головами, то следует запасаться посудой попрочнее!
Парень с ушибленным коленом отступал до тех пор, пока не наткнулся на лавку, тут и он загремел на пол. Не вставая, нырнул под стол, поднялся с другой стороны, встал, снова споткнулся и бросился к двери. Махаба с сожалением протянул:
– Не будь я членом лайвенской общины, я бы сказал, что этих весельчаков следовало бы еще слегка поучить манерам… но бить лежащих - наверняка грех.
– Грех оставаться здесь, когда один из молодых господ сбежал, - бросил Туйвин.
– Пора убираться отсюда.
– И то верно, - согласился Морт.
– Наши лошади готовы, верно? Хозяин, ты что, язык проглотил? Ну еще бы, столько эйбонов в один день здесь нечасто появляется.
Парнишка, сын хозяина, ждал снаружи с лошадьми. Туйвин, на которого вдруг накатил приступ щедрости, сунул ему еще медяк.
– Господин Гаяль ускакал, - услужливо доложил мальчик.
– Он был очень расстроен.
А вы что, дрались? Господа Гаяль и Айвис - известные озорники, так мой отец говорит. Счастье, что его граф Тайланский объявил турнир, и они отправятся туда.
В округе станет спокойней.
На крыльце показался хозяин. Буркнул сыну:
– Не болтай. А вы, люди проезжие, ох и натворили дел…
– Ничего, мы отправляемся на север, - успокоил его Морт, - и больше здесь о нас ничего не услышат.
Когда троица путников покинула город, названия которого они не удосужились узнать, Туйвин наконец высказал то, что тревожило:
– Не слишком ли мы круто поступили с этими юношами?
– Мы имеешь в виду, что удар кувшином был лишним?
– Тебе, Морт, все бы шутки шутить. Можно же было попросту уехать, не поднимая шума.
– Сбежать?
– уточнил Махаба. Он-то был вполне доволен, потому что в горной крепости пришлось сдерживаться, когда зашел разговор о черном цвете его кожи, и только теперь эйбон выпустил накопившееся раздражение.