Где-то в середине октября нас пригнали в Днепру. По понтонному мосту перешли на правый берег, вот где пришлось снова встретиться с тобой, Днепр - Славутич! Вспомнил наш переход под Черниговом, тогда было лето, тепло, а теперь вода мутная, свинцово-холодная.

Кременчуг начинается недалеко от берега. Загнали в лагерь, но углам - вышки с часовыми. Пулеметы и прожектора. На территории лагеря - какие-то здания без крыш, а одно громадное - с крышей. Дул ураганный холодный ветер. Вдруг повалил мокрый снег, стало невыносимо холодно. Среди нас многие были без шинелей. Но привычке начали было копать окопчики, но их стало заливать водой. Люди стели умирать. Как-то быстро, внезапно. Их тут же раздевают догола. Почти моментально поле покрылось голыми трупами, так, что ступить некуда. Все промокли до нитки, ветер пронизывает насквозь и снег, снег. Люди ошалели, растерялись, бегают взад-вперед. Никто не знает, что делать. И тут кто-то завыл. Да, завыл! Как голодный волк. И за ним завыли все остальные. Многотысячная толпа стоит и воет:

– У-у-у! О-о-о-о! А-э-э-а!

Как будто хочет сказать:

– Мы тоже люди! Помогите нам! Нам плохо!

Немцы на вышке сначала хохотали, а потом, им это надоело, дали очередь из пулемета. Несколько человек убило и ранило, остальные разбежались. В домах без крыш полно людей, стоят под снегом.

Я побрел к зданию с крышей. Твержу себе: "Заходить нельзя, там давка". Но ведь постоять у входа, думаю, можно, оттуда идет тепло, даже пар видно. Подошел к входу, он широкий, а дверей нет. Верно, тепло. Сзади тоже подошли. Я не оглядываюсь, ведь стало так хорошо! Но вот сзади стали напирать. Я оглянулся: толпа сзади молча напирает. Хотел вырваться назад — поздно! Не выбраться!

Толпа, все также молча, втолкнула меня в это проклятое здание.

А там творилось что-то невообразимое: стоял сплошной вой, крик, плач, стоны. Так кричат, вероятно, грешники в аду. Это идет давка. Люди давят друг друга насмерть. Под ногами мягко - это человеческие тела. Кто упал, тот уже не встанет. Вся эта масса равномерно качается, как морской прибой. Качнется направо - все, кто находится у стены давятся насмерть и падают с ног. Теперь качнется налево - погибают все стоящие у левой стены. И так методично, неумолимо люди всю длинную ночь давили себя насмерть. Я понял: чтобы остаться в живых, надо, во-первых, держаться на ногах, не соскальзывать вниз, во-вторых, держаться по возможности середины толпы, не позволить вытолкать себя к стене. Эта борьба длилась всю долгую октябрьскую ночь.

Утром пришли немцы и палками выгнали толпу наружу. Это они сделали удивительно просто и быстро. Через некоторое время я вернулся туда посмотреть, что стало. Все помещение представляло собой котел, стенки которого - люди, в середине толщина слоя трупов примерно в полметра, а по краям - в рост человека. Здание огромное. Сколько человек там погибло? Трудно сказать. Тетрадь кончается, и я заканчиваю.

Я - западный украинец

После долгого перерыва снова хватаюсь за цепь своих воспоминаний. Утро после кременчугского кошмара выдалось пасмурное, промозглое. Остервенело дул северный ветер, лил холодный осенний дождь со снегом, хотя была только середина октября. Настроение прескверное. Чувствую, остаться в живых в этой обстановке весьма и весьма трудно, но погибать от пули конвойного не хочется, противно даже думать об этом. Решаю держаться до последнего. Мой напарник в ряду, Саша нашел все-таки меня, идет рядом. При выходе получили очередные пайки хлеба.

Колонна наша привычно растянулась на километры. Удивительно, сколько нашего брата осталось лежать в Кременчуге, а тут незаметно, что нас стало меньше. Выбрались из Кременчуга. Стали проходить деревни. Я привычно шныряю глазами по сторонам. Смотрю, стоит молодайка и держит руки под фартуком. Значит, наверняка что-то есть. Оглядываюсь на конвойных. Задний довольно далеко, а передний близко. Быстро выбегаю из колонны, выхватываю из рук женщины пирог с тыквой и бегу в колонну. Задний заметил, два раза выстрелил, но не попал, только пули просвистели мимо ушей.

Так шли мы много дней, наверно с неделю или больше. Наконец прибыли в Кировоград. Сколько километров от Кременчуга до Кировограда, я и до сих пор не знаю, но путь этот был тернистый. В Кировограде нас загнали в городскую тюрьму. Два трехэтажных корпуса. Каменные трехметровые стены, наверху колючая проволока, по углам вышки с часовыми. Во дворе стоит обычный гам, крик. Это разыскивают потерявшихся друзей. Идет обычный торг: «Кому воды! Кому макуху! Кому кукурузу! Кому курить!».

Пошла дизентерия. Валил народ беспощадно. Всюду голые трупы, прямо ступить некуда. Раздевают еще не умерших, но ослабевших. «Все равно помрешь, чего ждать, дай раздену». И раздевают. Вечером трупы вывозили на телегах, двор временно очищался. А к следующему вечеру двор снова покрывался трупами, как и вчера. И так каждый день. На ночь загоняли в здание. Поскольку уборных не было, испражнялись тут же, на товарищей. Ничего не попишешь. Плен.

В Кировограде нас держали долго. Я пробыл около полумесяца. Мысль о побеге мне и раньше приходила в голову, точнее с первого дня. Но шансы на успех были ничтожны.

Но вот пришел Его Величество Случай. И совсем не с той стороны, откуда можно было ожидать. Да, счастье мне на этот раз улыбнулось. В конце октября в лагере появился переводчик и громко объявил: "Все западные украинцы, подойдите к главным воротам. Но только западные украинцы. Если подойдут другие, русские или советские украинцы , - будут расстреляны на месте! Повторяю."

Я встрепенулся. Зачем вызывают? Ясно, не для наказаний. Отпускают домой? Вполне возможно. Черт возьми, почему же я не западный украинец? Ведь на лбу у меня не написано, а документов ни у кого нет. Плохо говорю по-украински? Ну, так я мог жить и в городе. Да вряд ли они станут устраивать экзамен! Стал перебирать названия знакомых селений. Любомль? Слишком банально, да и могут узнать, что там полк стоял. Вспомнил, мы как-то ездили играть с оркестром в деревню Скибы.

Вот оно, Скибы. Прекрасно, лучше не придумаешь. Область знаю – Владимиро-Волынская. Теперь как быть с фамилией? Андреевым, да еще с Порфирием соваться нечего. Сразу расстреляют. Стал лихорадочно перебирать знакомых украинцев из роты связи. Остапенко? Потапенко? Слишком банально. Вспомнил, был красивый малый - Прищепа. Подойдет? А имя? Петр! А лучше — Петро! Отчество пусть останется - Андреевич. Итак, решено: теперь я - Петро Андреевич Прищепа из деревни Скибы Любомльского уезда Владимиро-Волынской области.