Шрифт:
Что же касается Жюли дю Колино дю Валь, то ее происхождение было не столь блистательно.
Роже де Бюсси-Рабютен объяснял его следующим образом:
– Ее папаша торговал сельдью в Булони. И хотел уж было назваться Сельдино, но в этот момент перешел к торговле более крупной рыбой и выбрал себе фамилию Колино.
Роже все откладывал день своего выздоровления. Для этого у него была веская причина: выздоровление означало бы третью дуэль с д'Артаньяном, но д'Артаньян сделался его другом.
Однако в то самое время, как д'Артаньян превратился в друга Рожеде Бюсси, сам де Бюсси превратился в соперника д'Артаньяна.
Наш гасконец не мог не сравнить себя с Роже, и это сравнение было явно не в его пользу.
Красавец Роже обладал всеми преимуществами приятного обхождения: знал наизусть Вергилия и Петрарку, разбирался в редких тканях и владел искусством игры в мяч, умел приятно позевывать и возводить глаза к небесам, обладал даром насмешничать, разбирался хорошо в сортах вываренных в сахаре фруктов, знал толк в теологии и в игре на лютне и, наконец, усвоил науку напускать на себя томность.
Д'Артаньян же, в свою очередь, торопился с очередным поединком, так как ему не терпелось вновь обречь молодого человека на неподвижность. В самом деле, пока нога Роже двигалась в танце, пока рука сгибалась, он, д'Артаньян, был всего лишь солдат, дитя удачи, и проигрывал рядом с владетельным дворянином, с которым было, впрочем, приятно обниматься и целоваться, ибо на одной щеке у него сияла доблесть, а на другой – богатство.
Дадим этому объяснение: д'Артаньян ревновал.
– Мой дорогой друг, – сказал ему однажды Бюсси, – погодите еще денек. Я уже хожу, но пока под ногами сплошные кочки.
– Давайте тогда драться сидя.
– Это каким образом?
–- На пистолетах. Мы сядем в двух противоположных концах комнаты.
– А что, это возможно?
Послышался стук падающего тела. Это упала в обморок Мари.
Первым душевным движением д'Артакьяна было чувство удовлетворения: Бюсси слыл непревзойденным стрелком.
Вторым – досада. Придя в себя, Мари обратила взгляд на кузена.
– Не волнуйтесь, – сказал Бюсси, – все будет сделано с изяществом и вкусом. Мы закроем занавески и устроим подобие ночи. Перед каждым из нас поставят стол. На столе – две свечи, две бутылки испанского вина, два пистолета. Свечи будут зажжены, бутылки – полны вина. Прежде чем выстрелить, мы осушим по бутылке. Тогда наверняка хоть что-то пойдет вдребезги: либо бутылка, либо череп.
Д'Артаньян согласился на эти условия, сухо кивнул Роже, с печальным достоинством поклонился Мари и вышел. Едва он оказался за порогом, Бюсси глянул со всей серьезностью в глаза Мари.
– Что вы думаете, моя дорогая, об этом доблестном дворянине?
– Он слишком доблестный.
– И в то же время утонченный, не правда ли?
– Возможно, станет со временем.
– Отличный наездник…
– Не знаю… Днем можно жить в седле. Ну а ночью?
– Да, но глаза у него мрачные.
– Однако не испанские.
– Беспокойство в чертах?
– Не такое, как у итальянцев.
– Рассеянность?
– Он не англичанин.
– Ну а насчет того, что он влюблен в вас? –- Так он же француз!
И девушка расхохоталась, что лишь прибавило ей очарования.
– Теперь мой черед задавать вопросы. Что мне делать с его любовью?
– Ответить взаимностью.
– Каким же образом?
– Придумайте сами.
– Хорошо ли по-вашему звучит имя…
– Имя?..
– Госпожа д'Артаньян.
– Мне кажется, не очень. Было б лучше даже госпожа Цезарь или мадам Эпаминонд[6].
– Тогда я в затруднении. А вдруг он в один прекрасный день станет маршалом Франции?
– Я буду им еще ранее.
– Да, но вы скоро его убьете.
– Клянусь, все будет наоборот.
– В таком случае он убьет вас? Подумайте, два маршала Франции погибают в один и тот же день!
– Нет, я первым выпью свою чашу.
– Ну а если у вас дрогнет рука?
На лице у Роже явилась улыбка досады.
– Дрогнет… После двух жалких бутылок вина…
– Ну а если ваш пистолет даст осечку?
– Тогда я возьму другой.
– А если…
– Тогда вы женитесь на мадмуазель де Тулонжон, которой предназначил меня мой отец.
– Ку а если вы выживете…
– Тогда есть опасения, что я сам вступлю в этот брак.
– Жизнь полна ловушек. И каждый метит в свою яму.
– Значит, надо смотреть под ноги.
И молодые люди принялись хохотать, как повелось у Рабютенов.