В том же 1919 году железнодорожная станция Арапово, как и Воскресенская Лашма, были объединены и переименованы в Ковылкино в честь члена коллегии народного комиссариата путей сообщения и коллегии ВЧК С. Т. Ковылкина и несут это имя по сей день. В городе этом всего три памятника: Ленину, Дзержинскому и Ковылкину.

«Вы назначены Советом Обороны председателем Особого Комитета по проведению военного положения на железных дорогах и заведующим транспортным отделом ВЧК… Предсовобороны Ленин»{1160}, — такая телеграмма пришла из Москвы на имя С. Т. Ковылкина.

От имения Араповых не осталось ничего… кроме письменного стола. Кто сидел за ним и о чем размышлял — теперь неизвестно. Известно лишь, что этот «стол — единственно сохранившаяся подлинная вещь из араповского имения», — со слов Л. Н. Дворниковой, директора краеведческого музея г. Ковылкино в Мордовии, расположенного по улице Большевистской, дом 19…

«Во время Первой мировой войны моя мама — Елена Георгиевна Карпенко, урожденная Клодт фон Юргенсбург, доводившаяся двоюродной внучкой скульптору П. К. Клодту, с подругами — сестрами Верой и Еленой Майковыми (внучками поэта Аполлона Николаевича Майкова (1821–1897). — Авт.), были сестрами милосердия в Гатчине. Затем в 1919 г. сестры Майковы вместе со своим братом Кириллом эмигрировали через Эстонию во Францию», — рассказывала Ольга Александровна Карпенко, в замужестве Крупникова (род. 13.IX.1925), дочь близкой подруги М. П. Араповой.

Они не знали, что в Эстонии тоже бесчинствовали большевики, от рук которых пострадали родные их общей подруги «Мары» — Араповой.

Цепь трагических событий, выпавших на долю А. П. Араповой, не могла не сказаться на ее здоровье. На 74-м году жизни ее исстрадавшееся сердце просто не выдержало.

Александра Петровна Арапова умерла. По утверждению М. И. Лаже, «скончалась от сердечного удара». Похоронили ее рядом с мужем.

А. П. Арапов, ее правнук, рассказывал: «Они были похоронены на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры в фамильном склепе Араповых».

В Москве умерла старшая дочь Поэта Мария Александровна Гартунг.

Е. Н. Бибикова писала: «Она умерла в 1919 году в нищете, так как ее лишили пенсии, а вещей у нее не было для продажи; а вернули ей пенсию при большевиках, и первый взнос пошел на ее похороны»{1161}.

Правнучка великого Пушкина Наталья Сергеевна Шепелева рассказывала:

«Я встречалась с Марией Александровной, будучи подростком, здесь в Москве, куда из Петербурга переехала и наша семья. Она осталась в моей памяти человеком удивительно стойким к постигшим ее невзгодам. Мария Александровна жила возле Донского монастыря, где и была похоронена в 1919 году»{1162}.

В семью Петра Ивановича Арапова снова пришло несчастье: спустя полгода после смерти матери умерла от чахотки его младшая дочь Александра, которой исполнилось всего 8 лет. Но, как говорится, беда не приходит одна. Тяготы испытаний, выпавшие на долю семьи Араповых, подробно описаны в воспоминаниях «Мары» Араповой в главе: «Бегство и возвращение»:

«Летом 1919 г., во время наступления белых на Петроград, когда начались у нас массовые расстрелы, в целях оздоровления (Курсив наш. — Авт.), как тогда говорили, тыла Красной армии, нас предупредили, что ночью нас всех тоже арестуют. Что будет дальше — гадать не нужно было, так как списки, кого пускать налево, составлялись заранее, а других тогда и не брали.

Надо было немедленно бежать в Петроград, так как там, наверное, нас в списках не было, но билеты на вокзале без пропусков не продавались.

Помог Володя Збышевский. Он работал на железной дороге, где давали хорошие пайки, а ко мне он в то время неровно дышал и все приходил с розами из их сада. Отец его был синий кирасир, он погиб на фронте во время конной атаки.

Володя достал всем нам пропуска, и мы в тот же вечер в чем были, без всякого багажа, потому что это вызвало бы подозрения, уехали в Петроград.

Вернулись мы в Гатчину в двадцать четвертом году, когда гражданская война закончилась.

В Петрограде папу все-таки тоже посадили, по доносу соседей, но так как в списках его не было, то следователь на Шпалерной выпустил его на волю и сказал: „В Петрограде вы можете жить спокойно, а в Гатчине — власть на местах, туда вам возвращаться нельзя“.

Наша m-lle (гувернантка. — Авт.) осталась в Гатчине, она была французская подданная и ничего не боялась. Наши дома на проспекте она взяла в аренду. Потом два дома она отдала в ЖАКТ, а один остался у нас. За домом был большой участок земли, в сторону Зверинца [241] .

Папа, вернувшись в Гатчину, стал работать счетоводом в Молокосоюзе, а мы с мамой ходили за коровой, у нас было 30 кур, сажали капусту, картошку, сельдерей, косили сено для Зорьки, на которой извозничал Ваничка (брат. — Авт.). Словом, жили натуральным хозяйством и были тогда очень довольны, что не бежали в восемнадцатом году на Дон, куда нас звали гвардейские казаки, которыми папа командовал на фронте до того, как его тяжело контузило и он уже не мог больше воевать»{1163}.