Шрифт:
— Гоп-гоп-гоп, Миа! Гоп-гоп, Миа! Гоп-гоп-гоп-гоп!
Парни хлопали в ладоши. Кто-то поднял рюмку с ликером — за ее здоровье! Долговязый мужчина протискивался к столу. Мужчина, у которого было увечное ухо. Его оттолкнули, но он снова ринулся к столу. В руках у него была веревка, какими вяжут телят. Он хотел опутать ею ноги Мии.
— Связать ее, связать! — кричал он.
Парни отбросили его в сторону. Человек без уха отбивался и сам бил направо и налево. Станислаус бросился в гущу свалки. Парни накинулись на него.
— Это тот самый парень, с длинной трубкой!
Станислаус пробился к мужчине с веревкой. Тот раздул ноздри, как жеребец.
— Опять хочешь с ней в кусты, а?
Станислаус смотрел только на половинку уха долговязого.
— Жена ждет тебя у дверей. Она тебя вздует!
Безухий зарычал, как бешеная собака. Он ударил Станислауса в плечо. Станислаус покачнулся. Тогда безухий пнул его ногой в спину так, что Станислауса бросило вперед. Он ухватился за передник хозяйки. Ядреная хозяйка огрела его пощечиной. Безухий неистовствовал:
— С дороги! С дороги! — кричал он. — Ее надо связать. Я ее дядя!
Он обвил веревкой правую ногу Мии. Но Миа успела своими проворными ножками толкнуть его в грудь. Дядя упал. Мужчины, стоявшие у стойки, подняли его. Визг! Улюлюканье!
— Миа! — Этот крик вырвался из груди Станислауса, как острый язык пламени. Миа взглянула на него обезумевшими глазами, улыбнулась, послала ему воздушный поцелуй.
— Любимый! — Так ржет кобылица. Миа подняла ногу и протянула ее над головами мужчин. Пусть Станислаус увидит свой подарок — туфельки для танцев. Безухий всем телом лег на стол, где стояла Миа. Он ловил ноги своей племянницы. Ноги Мии ускользали от хватающих рук, как солнечные лучи.
Шум клокотал. Миа соскочила в гущу орущих мужчин. Она повисла на шее у Станислауса.
— Ты спасешь меня?
Станислаус был бледен. Он судорожно глотал слюну. Миа оттолкнула его и бросилась на шею первому, кто подвернулся ей под руку. Безухий выхватил у Станислауса прут.
— Задайте ему трепку, бога ради! — крикнул он.
Станислауса повалили. Он лежал под армией сапог, среди леса ног. Около его правой руки танцевали черные бархатные туфельки. Ноги в черных бархатных туфельках поднялись на цыпочки: Миа целовала долговязого, очень сильного мужчину.
Станислаус потерял сознание.
Кто-то подошел к Станислаусу и отпилил ему правую руку. Пила жужжала, как автомобиль. Миа стояла на столе, танцевала и мурлыкала сквозь зубы мелодию танца. Она пела, как автомобильный рожок. Надо ее спасти, думал Станислаус.
Кто-то взял его за плечи и стал трясти.
— Молодой человек! Молодой человек!
Станислаус ногой оттолкнул того, кто тряс его за плечи.
Яркий свет. Станислаус опять закрыл глаза.
Кто-то наклонился над ним.
— Он не пьян. — И опять звуки автомобильного рожка.
Станислауса подняли.
— Вы сломаете мне руку, с ума вы сошли! — Он пришел в себя: его несли из канавы в машину.
— Он весь в грязи, — произнес мужской голос.
— Это не грязь, это шоколад.
Станислаус попытался опустить руки в карманы пиджака. Правая рука ему не повиновалась.
31
Станислаус изучает жития святых. Он с изумлением узнает об обручении монашки Винеты с богом.
Все, кто лежал в палате, рассказывали историю своей болезни. Станислаус молчал.
— Угодил рукой в тестомешалку?
— Нет.
— Непонятно, как можно сломать руку в мягком тесте?
Станислаус молчал. Мимо его койки, улыбнувшись ему, прошла монашка в такой широкой и длинной юбке, что казалось, по палате движется безногое существо.
— Нет ли чего-нибудь почитать, сестра?
Монашка кивнула. Она принесла ему книги. Благочестивые книги с крестами на переплетах и золотыми надписями на корешках: жития святых католической церкви. Станислаус листал левой рукой и принюхивался, не пахнет ли дикой розой.
Что произошло? Станислаус поссорился с богом, и этот великий владыка морей показал, кто из них сильнейший. Бог сломал руку ему, борцу-человеку. Ну-ка, мол, много ли стоит теперь такой вояка? «Смирение, смирение!» Станислаус словно услышал голос пастора.
Станислаус смотрел на монашек, неслышно сновавших по палате. Ноги у них спрятаны, грех к ним никак не подберется. Станислаус застонал, и вот уже над ним склонился черный ангел в монашеской рясе и широком белом чепце.
— Вам нехорошо?