— Я не могла снять с тебя хоркрукс, — сказала Гермиона, и он понял, что она хочет сменить тему. — Он впечатался тебе в грудь, очень крепко. У тебя остался след. Ты прости, мне пришлось применить режущее заклинание, чтобы его убрать. И змея тебя укусила, но я промыла рану и наложила ясенец…

Он стянул мокрую от пота футболку и осмотрел себя. На уровне сердца остался алый овальный отпечаток, выжженный медальоном. На предплечье были видны почти исцелённые следы змеиных зубов.

— Куда ты положила хоркрукс?

— К себе в сумочку. Думаю, какое-то время нам не надо его носить.

Он снова откинулся на подушки и посмотрел в её заострившееся, посеревшее лицо.

— Нам не стоило приходить в Годрикову лощину. Это я виноват, только я один. Прости, Гермиона.

— Ты не виноват. Я сама хотела пойти, я и правда думала, что Дамблдор мог оставить там меч для тебя.

— Ну да… в этом мы ошиблись, верно?

— Гарри, а что там было? Что произошло, когда она увела тебя наверх? Змея где-то пряталась? И потом просто вылезла, убила её и напала на тебя?

— Нет, — ответил он. — Она была змеёй… или змея была ею… всё время.

— К-как?

Гарри закрыл глаза. На нём всё ещё оставался запах дома Батильды, и от этого всё происшествие вставало перед ним с ужасающей ясностью.

— Батильда, видимо, уже была мертва какое-то время. Змея… змея была внутри её. Сама-Знаешь-Кто перенёс её в Годрикову лощину и велел ждать. Ты была права. Он знал, что я вернусь.

— Змея была внутри её?

Он снова открыл глаза. На лице Гермионы было отвращение, доходящее до тошноты.

— Люпин говорил, что существует магия, какую мы и представить себе не можем, — произнёс Гарри. — Она не хотела разговаривать при тебе, потому что это был раздвоенный язык, всё время, а я не догадывался, но я её, конечно, понимал. Как только мы оказались наверху, змея передала известие Сама-Знаешь-Кому, я это услышал у себя в голове, почувствовал, как он возбуждён, он велел задержать меня… а потом…

Он вспомнил, как змея выползла из шеи Батильды. Гермионе вовсе не нужно знать такие подробности.

— …она превратилась, превратилась в змею и набросилась.

Он взглянул на дырочки от зубов.

— Ей не велено было меня убивать, только задержать до прихода Сама-Знаешь-Кого.

Если бы ему удалось убить змею, этим всё было бы оправдано, всё… С болью в душе он сел и откинул одеяла.

— Нет, Гарри, я думаю, тебе надо отдохнуть!

— Это тебе нужно поспать. Не обижайся, но вид у тебя ужасный. Со мной всё хорошо. Я пока постерегу. Где моя палочка?

Она не отвечала, а только смотрела на него.

— Гермиона, где моя палочка?

Она закусила губу, в глазах стояли слёзы.

— Гарри…

— Где моя палочка?

Она нагнулась, взяла что-то, лежащее возле кровати и протянула ему. Палочка из остролиста и пера феникса практически распалась надвое. Половинки удерживались вместе, вися на одном непрочном волоконце пера феникса; дерево было расщеплено полностью. Гарри взял её в руки, словно это было живое существо, получившее страшную рану. Он не мог толком соображать: всё расплывалось в страхе и смятении. Потом он протянул палочку Гермионе:

— Почини её, пожалуйста!

— Гарри, я не думаю, когда она в таком…

— Попытайся, Гермиона, прошу тебя!

— Р-репаро.

Болтающаяся половинка встала на место. Гарри поднял палочку вверх:

— Люмос!

Палочка слабо мигнула и погасла. Гарри направил её на Гермиону:

— Экспеллиармус!

Палочка Гермионы слегка дёрнулась, но не вылетела из руки. Даже эти жалкие попытки колдовства оказались не по силам палочке Гарри, и она снова развалилась пополам. Он уставился на неё, ошеломлённый, отказываясь воспринимать то, что видел… эта палочка столько всего выдержала…

— Гарри, — Гермиона заговорила шёпотом, так тихо, что он едва различал её слова. — Мне ужасно, ужасно жаль. Наверное, это из-за меня. Помнишь, когда мы уходили, змея на нас бросилась, и я применила взрывное заклятие, оно отскакивало во все стороны, и наверное, это оно… оно попало…

— Это вышло случайно, — машинально произнёс Гарри. Он чувствовал себя пустым, оглушённым. — Мы… мы придумаем, как её исправить.

— Гарри, вряд ли у нас это получится, — сказала Гермиона. Слёзы катились по её лицу. — Помнишь… помнишь, как было у Рона? Когда он разбил машину и сломал палочку? Она так и не стала прежней, ему пришлось купить новую.