Книга Риты лежала на земле между ними, и лицо Альбуса Дамблдора грустно улыбалось с обложки им обоим.

— Извини, Гарри, но мне кажется, что истинная причина твоего гнева в том, что Дамблдор сам никогда тебе об этом ничего не рассказывал.

— Может быть, и так! — взревел Гарри. Он обхватил голову руками, сам не зная, зачем: то ли пытаясь сдержать свой гнев, то ли защищаясь от груза свалившихся на него разочарований. — Послушай, чего он требовал от меня, Гермиона! Рискуй своей жизнью, Гарри! И опять! И опять! И не жди от меня, что я тебе всё объясню — просто слепо доверяй мне, верь, что я знаю, что делаю, доверяй мне даже несмотря на то, что я тебе не доверяю! И никогда не открывал мне всей правды! Никогда!

Голос его треснул от напряжения, они так и стояли, глядя друг на друга в белесой пустоте, и Гарри почувствовал, что они — всего лишь жалкие насекомые под этим широким небом.

— Он любил тебя, — прошептала Гермиона, — я знаю, что он тебя любил.

Гарри бессильно опустил руки.

— Не знаю, кого он любил, Гермиона, но уж точно не меня. Какая же это любовь — оставить меня в таком отчаянном положении? Своими подлинными мыслями он черт знает во сколько раз больше делился с Гелертом Гриндельвальдом, чем когда-либо со мной.

Гарри поднял палочку Гермионы, которую он обронил в снег, и снова уселся под пологом палатки.

— Спасибо за чай. Я отдежурю до конца. А ты возвращайся в тепло.

Она поколебалась, но почувствовала, что уйти придется. Она подняла книгу и прошла в палатку мимо него, но на ходу легонько провела рукой по волосам Гарри. Он прикрыл глаза при ее прикосновении, ненавидя себя за то, что ему так хотелось, чтобы она оказалась права, что Дамблдор в самом деле любил его.

Когда Гермиона в полночь сменила Гарри на вахте, шёл снег. Гарри снились сбивчивые и тревожные сны, всё мерещилась Нагини, ползущая сквозь венок из рождественских роз. Он то и дело просыпался в панике, с ощущением, что его кто-то звал издалека, в звуках треплющего палатку ветра ему слышались шаги или голоса.

В конце концов, он встал затемно и присоединился к Гермионе, съёжившейся у входа над "Историей магии", которую читала при свете палочки. Снаружи валил густой снег, и она с облегчением поддержала его предложение собираться и двигаться дальше.

— Поищем другое место, получше защищённое, — дрожа, добавила она и натянула поверх пижамы фуфайку. — Мне всё время кажется, что снаружи ходят, и вроде даже пару раз кого-то видела.

Гарри молча надел джемпер и взглянул на тихий неподвижный Вредноскоп на столе.

— Я уверена, что мне привиделось, — с беспокойством проговорила Гермиона. — Снег, темнота, в глазах рябит… Но думаю, дизаппарировать стоит под плащом-невидимкой, так, на всякий случай.

Через полчаса они убрали палатку, Гарри надел хоркрукс, Гермиона держала свою бисерную сумочку, и они исчезли. Их втянуло в привычную тесноту, ноги Гарри оторвались от сугроба, затем тяжело ударились обо что-то вроде замёрзшей земли, усыпанной листьями.

— Где это мы? — спросил он, оглядывая выросшую вокруг стену деревьев; Гермиона открыла свою сумочку и начала вытаскивать опоры палатки.

— Форест-оф-Дин [7] , - ответила она, — мы сюда однажды с родителями в поход ходили. Здесь тоже повсюду на ветвях деревьев лежал снег, и было пронизывающе холодно, но, по крайней мере, они были защищены от ветра. Почти весь день они просидели в палатке прижавшись друг к другу, чтобы согреться, возле удобного ярко-голубого огня — его можно было зачерпнуть и нести в кружке — который Гермиона создавала совершенно мастерски. У Гарри было чувство, что он выздоравливает после короткой, но тяжёлой болезни, и заботливость Гермионы только усиливала это ощущение. Ближе к вечеру началась пурга, и их укромная полянка была теперь присыпана свежим слоем рыхлого снега.

Гарри толком не спал две ночи и был гораздо более взвинченным, чем обычно. Оттого, что они чуть не погибли в Годриковой лощине, Вольдеморт стал казаться ближе, чем раньше, и ещё более угрожающим. Когда опять стемнело, Гарри не захотел, чтобы Гермиона сторожила палатку, и отправил её спать.

Он пододвинул старую диванную подушку к входу и устроился на ней, и, хотя и натянул на себя все свитера, какие у него были, его всё равно пробирал озноб. Время шло, темнота сгущалась, пока не стала совсем непроницаемой. Он уже собирался было взять карту Мародёров и последить за точкой Джинни, но вспомнил, что рождественские каникулы, и она наверняка уже вернулась в Нору.

В огромном пространстве леса самое незаметное движение приобретало размах. Гарри знал, что в лесу живёт множество различных тварей, и ему хотелось бы, чтобы все они сидели тихо и неподвижно, чтобы можно было отличить их мирную суету и мельтешение от звуков, за которыми последовали бы другие существа, смертельно опасные. Ему вспомнился шорох плаща, скользившего по сухим листьям много лет назад, и он тут же подумал, прежде чем вернулся к реальности, что снова слышит этот звук. Чары защищали их уже много недель, с чего бы им было разрушиться именно сейчас? И всё же он не мог избавиться от ощущения, что этим вечером что-то было не так.