— Если вы сдадите им Гарри? — закончила за него Гермиона.

— Не пойдёт, — решительно заявил Рон. — Убирайтесь с дороги, мы уходим.

Ксенофилий был мертвенно-бледен, он будто враз постарел на сотню лет, рот растянулся в отвратительной хищной гримасе.

— Они будут здесь с минуты на минуту. Я должен спасти Луну. Я не могу потерять Луну. Вам нельзя уходить.

Он встал перед лестницей, раскинув руки, и перед глазами Гарри внезапно мелькнуло видение: его мать, делающая тот же самый жест перед его кроваткой.

— Не заставляйте нас делать вам больно, — сказал Гарри. — Отойдите с дороги, мистер Лавгуд.

— ГАРРИ! — пронзительно вскрикнула Гермиона.

Мимо окон пролетели фигуры на мётлах. Как только все трое отвернулись от Ксенофилия, он достал волшебную палочку. Гарри как раз вовремя осознал свою ошибку и метнулся в сторону, оттолкнув Рона с Гермионой из-под удара. Оглушающее заклинание Ксенофилия пролетело через всю комнату и угодило в рог громоноса. Раздался взрыв невероятной силы. Казалось, от одного его звука всю комнату разнесло вдребезги. Во все стороны полетели обломки дерева и камня, обрывки бумаги, поднялось непроглядное облако густой белой пыли. Гарри пролетел по воздуху, потом грохнулся на пол. На него сыпался град обломков, он ничего не видел и только прикрыл голову руками. Он слышал, как взвизгнула Гермиона, завопил Рон, а по множеству глухих ударов по железу, от которых делалось дурно, он понял, что Ксенофилия сбило с ног взрывом и он покатился задом наперёд с винтовой лестницы. Наполовину засыпанный обломками, Гарри попытался подняться. Из-за пыли было трудно дышать и почти ничего не видно. Потолок наполовину обвалился, и в дыру свешивался конец Луниного ожерелья. Рядом валялся бюст Корбины Когтевран, у которой не хватало половины лица, в воздухе носились рваные клочья пергамента, а основная часть печатного станка лежала на боку, перекрывая верхнюю площадку лестницы, ведущей в кухню. Потом к Гарри приблизилась ещё одна белая фигура: Гермиона, похожая на статую из-за толстого слоя белой пыли, прижала палец к губам.

Внизу с грохотом распахнулась дверь.

— Разве я не говорил, Треверс, что спешить было без надобности? — произнёс грубый голос. — Говорил я, что этот псих, как всегда, несёт околесицу? — Послышался грохот, и Ксенофилий вскрикнул от боли.

— Нет… нет… он наверху… он, Поттер!

— Я же тебе сказал на той неделе, Лавгуд: мы придём, только если будут верные сведения! Помнишь, что было на прошлой неделе? Ты хотел обменять свою дочь на эту дрянную штуку для головы? А ещё неделей раньше… — снова грохот, снова вскрик, — ты вообразил, что мы её отдадим, если ты докажешь, что существуют… — бум! — …мордоголовые… — бум! — …козляки!

— Нет… нет… умоляю! — рыдал Ксенофилий. — Там правда Поттер, это он!

— А теперь, получается, ты вызвал нас, чтобы взорвать! — прорычал пожиратель смерти. Послышался град ударов вперемешку со страдальческими воплями Ксенофилия.

— Дом-то, похоже, вот-вот рухнет, Селвин, — произнёс второй, холодный голос, отдававшийся эхом вверх по искорёженной лестнице. — И лестница вся завалена. Попытаться, что ли, расчистить? Чего доброго, всё упадёт.

— Ты, лживый кусок дерьма! — заорал волшебник по имени Селвин. — Ты Поттера-то хоть раз в жизни видел, а? Думал, заманишь нас сюда и убьёшь, так, что ли? Думал, так ты получишь назад свою девчонку?

— Я клянусь вам… клянусь… Поттер там, наверху!

— Хоменум ревелио, — произнёс голос у подножия лестницы. Гарри услышал, как ахнула Гермиона, а потом почувствовал нечто странное, словно что-то стремительно пронеслось прямо над ним, накрывая его своей тенью.

— Там наверху точно кто-то есть, Селвин, — резко проговорил второй.

— Это Поттер, это Поттер, говорю я вам! — прорыдал Ксенофилий. — Прошу вас… прошу… отдайте Луну, пусть Луна будет со мной…

— Ты получишь свою малютку, Лавгуд, — ответил Селвин, — если поднимешься по этой лестнице и притащишь мне Гарри Поттера. Но если это заговор, ловушка, если у тебя там наверху сидит сообщник и ждёт, чтобы выскочить на нас из засады, то мы ещё посмотрим, оставить ли от твоей дочурки хоть кусочек, чтобы тебе было что похоронить.

У Ксенофилия вырвался стон ужаса и отчаяния. Потом послышалась возня и шорох: он пытался пробраться через завалы на лестнице.

— Ну всё, — прошептал Гарри, — нам надо отсюда уходить.

Он начал освобождаться, пользуясь тем, что шум, производимый Ксенофилием на лестнице, заглушал все звуки. Рона завалило сильнее, чем остальных. Гарри и Гермиона как можно тише пробрались через развалины туда, где он лежал, и попытались сдвинуть с его ног тяжёлый комод. В то время как Ксенофилий шуршал и громыхал всё ближе и ближе, Гермионе удалось освободить Рона с помощью Парящих чар.

— Отлично, — шепнула она, когда сломанный печатный станок, загородивший верхнюю площадку, начал подрагивать. Ксенофилий был всего в каких-то футах от них. Она по-прежнему была вся белая от пыли.

— Гарри, ты мне доверяешь?

Гарри кивнул.

— Хорошо, — прошептала Гермиона. — Дай мне плащ-невидимку. Рон, сейчас ты его наденешь.

— Я? А как же…

— Рон, давай! Гарри, возьмись крепко за мою руку. Рон, ты хватайся за плечо.

Гарри протянул левую руку. Рон скрылся под плащом. Станок, перегородивший лестницу, вибрировал: Ксенофилий пытался приподнять его Парящими чарами. Гарри не понимал, чего ждёт Гермиона.

— Держись крепче, — прошептала она. — Крепче… вот-вот, сейчас…

Над буфетом показалось белое, как простыня, лицо Ксенофилия.

— Обливиате! — воскликнула Гермиона и направила волшебную палочку сначала ему в лицо, а потом на пол у них под ногами. — Депримо!

Раздался взрыв, в полу гостиной пробило дыру, и они камнем упали вниз. Гарри по-прежнему изо всех сил держался за её руку, снизу кто-то истошно закричал, и он мельком увидел, как двое мужчин пытаются увернуться, а с разбитого потолка на них и вокруг них обрушиваются горы камней и поломанной мебели. Гермиона повернулась в воздухе. У Гарри в ушах ещё стоял грохот падающего дома, а она снова тянула его куда-то в темноту.