Шрифт:
– Пачули.
– Не удивляйся, монах, тому, что мы носим имена растений. Этим растениям мы покровительствуем и обладаем всеми их свойствами.
– Это как же?
– Например, Шалфей может лечить укусы насекомых, а Мандарин улучшать настроение. Мы владеем магией растений, и она тоже может пригодиться, верно?
– Верно, – сказал Куй. – Любое оружие хорошо против тех, с кем мы хотим сразиться.
– А теперь нам пора прощаться, – сказала Пачули. – Ты нам очень понравился, монах Куй, но мы должны вернуться в собаку, иначе быть беде – нас раскроют и передадут весть о нас императрице фей.
Феи по очереди поцеловали монаха, отчего тот даже слегка помолодел, и вернулись в шкуру золотой собаки. Закрыли за собой брюхо – и не видно шва! – и собака ожила, задвигалась, затявкала.
Монах провел остаток ночи, подремывая и ожидая, когда за ним придут. Едва рассвело, в комнату вошла наперсница императрицы.
– С добрым утром, – сказал монах.
– Для кого-то оно доброе, а для нас…
– Я несу добрые вести владычице Ченцэ. Собаку можно вылечить.
– Ах, тогда скорей, скорей идем к ее величеству.
Они буквально помчались по дворцовым коридорам. Перед опочивальней ее величества наперсница предупредила:
– Будь почтителен. Владычица не любит грубиянов.
– Вздор, Ши! – раздался из-за неплотно притворенной двери крик императрицы. – Я полюблю всякого, кто скажет мне, как вылечить мою собачку.
Наперсница и монах вошли в опочивальню. Императрица в шелковом халате сидела за туалетным столиком. Волосы ее еще были неприбраны, а на лицо не нанесена косметика.
– Ну, – повернулась она к монаху, – говори!
Монах, как положено, упал на колени.
– Ваше величество, – сказал он почтительно. – Я провел ночь возле вашей благословенной собаки, слушал ее дыхание и сердцебиение…
– Это делали и мои лекари. Они ничего не понимают. Я превратила их в ночные горшки.
– Прошу прощения, но я нашел причину, по которой слабеет ваша собака. Она страдает от голода.
– Как же так! Трижды в день перед нею ставят блюдо с отборным рисом и мясом.
– Прошу прощения, ваше величество, но я понял, что ваша благословенная собака не ест риса и мяса. Кормить ее этими яствами означает для нее верную гибель.
– Тогда чем же ее кормить! – заломила руки императрица.
– Из дыхания и сложения вашей собаки я понял, что ей должны подаваться в изобилии цветочный нектар и пыльца. Если же этого нет во дворце, можно попробовать дать самое нежное варенье и самое легкое вино. И ваша собака исцелится.
– Ты не врешь? – с блеском в глазах спросила императрица.
– Пусть извратятся передо мною пути Дао, если я лгу! – торжественно поклялся монах.
– Ступай и отдыхай, – приказала монаху ее величество.
Куй пришел в комнату, где его ждали остальные разбойники.
– Ну что? – наперебой стали спрашивать разбойники своего друга.
– Ах, друзья, это невероятно. Эта собака – лишь оболочка, жилище для пяти прекрасных фей. Они управляют собакой с помощью волшебства, но вот в чем закавыка: у фей с собой для еды был лишь нектар. Лишь его они могут употреблять, да еще легкое вино. Они, кстати, выпили у меня всю персиковую настойку.
– Вот молодчины! Хотелось бы нам познакомиться с этими феями!
– Сегодня ночью я постараюсь провести всех вас в комнату собаки.
– Это опасно, Куй. Лучше придумай что-нибудь такое, что требовало бы нашего присутствия в комнате собаки с разрешения ее величества.
– Гм, дайте подумать… Я скажу, что в собаке прячется демон, и мне нужны мои друзья, для того чтобы обуздать его и изгнать.
– Молодчина, Куй, ты все отлично придумал. Ну а теперь подкрепляйся и выпей. Мы уже поели. Можем тебе спеть, чтоб веселей елось.
– Да, спойте мне что-нибудь.
– Мы споем тебе старинную песню о любви и разлуке великой поэтессы, которую преследовали за ее стихи, но она все равно писала.
И разбойники слаженно запели:
Выпало горе, но будет радость. Будет рассвет и новое утро. Пение птиц, многоцветье радуг, Небо как будто из перламутра. Сбудется все в этом странном мире. Благо терпение есть и вера. Сердце добрее, и душу шире И не судить своей малой мерой. Выпало горе и снова стало. Было море и обмелело. Где-то ведь есть и мой полустанок С белой акацией, снегом белым. Я ничего не прошу у Бога. Мне ведь и так досталось немало. Где-то ведь есть и моя дорога, Что приведет от конца к началу.