заметила

бы и самого слона! Что ж, это мне было только на руку. Я подошел к баку, попил

холодной водички, умылся, а затем наполнил бутылку. Крышки на ней не было, и

это тоже меня радовало. От предвкушения скорой расплаты я весь вспотел. Снова

осмотревшись, я не спеша двинулся в обратный путь, небрежно держа бутылку в

одной руке. Поравнявшись с девчонкой, сделал вид будто споткнулся, задев за

брус, торчавший из палубы, и выпустил бутылку из ладони. Полторашка грохнулась

прямо у ступней Пашки, выплюнув от сильного удара добрую половину своего

содержимого. Ледяные брызги окатили мою противницу буквально с ног до головы.

— Ах! — невольно

вырвалось из груди девчонки, и она быстро вскочила.

— Ой, извини, я

нечаянно! Проклятый брус… — пробурчал я, спешно поднимая бутылку и едва

сдерживая злорадную улыбку.

Девчонка глубоко

вздохнула и, смахнув брызги со страниц книги, снова присела на моток брезента.

— Извини! — сказал я и

пошел дальше.

В это время паром попал

в водоворот и его стало заметно трясти. Оказавшись за спиной девчонки, я

остановился и, беззвучно хохотнув от удовольствия, снова повторил свой трюк, направив на сей раз ледяной плевок прямо на лопатки девчонки, выпирающие из-под

платья. Когда вода хлынула на спину Пашки, она пронзительно взвизгнула и опять

вскочила, буквально задыхаясь от столь коварного удара. Ее глаза, и без того

большие, расширились до безобразия.

— Прости, я не хотел!

Это водоворот! Так качает, а бутылка скользкая… — начал я как бы виновато

оправдываться за свой поступок, но мои глаза при этом так злорадствовали, что

девчонка, похоже, все поняла.

Я подумал, что она

сейчас бросится на меня и вцепится ногтями в лицо, точно дикая кошка, или же, что еще хлеще, попытается двинуть меня по щеке этой своей черной книжкой, которую она теперь прижимала к груди, защищая от воды, или же, на худой конец, разразится на весь паром трехэтажной бранью, чтобы натравить на меня всех

пассажиров парома. Да, в те секунды нашего противостояния я был почти уверен в

таком исходе ситуации и был поэтому готов принять любую контратаку девчонки, так как чувствовал себя отмщенным по полной программе! Однако ничего страшного

не произошло. Пашка осталась стоять на месте, ее пальчики лишь крепче сжали

кожаную обложку. И она не произнесла ни слова, а только посмотрела как всегда

открыто, прямо в глаза, и все… Но зато, что это был за взгляд! Нет, в ее

глазах, которые я тогда впервые увидел так близко и ясно, не было ни ненависти, ни гнева, ни злобы, ни коварства. В них вместе с набежавшими слезинками застыли

боль и удивление, непонимание и немой упрек, точно она говорила: «Ну зачем ты

так?!» Но более всего меня поразило в этом взгляде даже не это, а какая-то

необъяснимая покорность судьбе, точно девчонка понимала, что получает расплату

за свои проступки, и, похоже, она была готова и дальше терпеть любые мои

выходки. И тут я впервые ощутил внутри себя острый укол совести. Не перегнул ли

я палку своей мести? «А вдруг эта девчонка тогда, в башне, задела меня

действительно случайно?» — промелькнула в мозгу стремительная мысль.

И, поддаваясь этой

минутной слабости и желая поскорее уйти от девичьего взгляда, я мухой подхватил

уже почти пустую бутылку и, неуверенно буркнув: «Прости! Я же не

специально…», убрался восвояси. Я подошел к краю парома и повис на его

железных

поручнях. Уши у меня горели, от духоты и от внезапно нахлынувших чувств совсем

не хватало воздуха. Я дышал широко раскрытым ртом, приводя себя в порядок. Две

силы боролись у меня внутри. Одна ликовала и говорила, что ты, Жорка, молодец!

Сделал эту зазнайку на все сто! Будет теперь знать, как обижать такого

классного пацана! Кажется, она поняла свои ошибки и впредь не станет так себя

вести — надменно и вызывающе. Другая, наоборот, упрекала меня, считая, что я

поступил подло, ударил в спину, как самый последний трус. А ведь она не такая

уж и зануда, и совсем не уродина, даже симпатяшка! Вон ведь какие у нее живые

глаза!

Я не знаю, что делала в

это время девчонка, так как боялся обернуться, но, похоже, на пароме никто даже