Неуклюже повернувшись на стершихся каблуках, Троп вышел, фальшиво напевая песенку из старого кинофильма. Тот, кто хорошо знал Тропа, сразу бы понял, что он взволнован и песенка из нашумевшей комедии не что иное, как отвлекающий маневр перед Хартингом.

Фигурой и походкой Троп напоминал стареющего провинциала — фермера, заблудившегося в большом городе: седые короткие волосы, немодный костюм, стоптанные туфли и простоватое лицо — вот и весь Троп. Но под заурядной внешностью скрывался талантливый сыщик, мгновенно реагирующий на самые незначительные, на первый взгляд, факты, дающие в итоге разгадку сложным, запутанным преступлениям.

Троп от себя позвонил шефу полиции Макгоурту и попросил разрешения взять у Хартинга дело об убийстве и ограблении Марии Скалацца.

— Возьмите, Троп, если Хартинг не возражает. Вы же знаете, что существует определенная этика, — снисходительно ответил Макгоурт. — Что ты там разглядел, старая лиса? — неожиданно усмехнулся он, — держу пари, что бриллианты! Там, наверное, их каратов сто!

— Пока ничего, мистер Макгоурт, так, хочу повозиться. Я подключу к расследованию, с вашего разрешения, лейтенанта Фердинанда Блэза; он мне понадобится.

И вот Троп, разложив на столе фотографии, будто пасьянс, курит одну сигарету за другой, временами обращаясь к протокольной записи допросов. В такой манере Троп работает всегда: сначала анализ, предложения, перестановка лиц, замешанных в преступлении, подстановка других, заинтересованных в нем. Троп любил эти минуты, называя их первым раундом, на боксерский манер, когда противники, не приступая к решительным действиям, проводят разведку, делая ложные выпады и финты, проверяя возможности друг друга.

Троп начертил на листе бумаги подобие какой-то схемы, напоминающей разветвления генеалогического древа, и в самом верху этой схемы написал чье-то имя и поставил вопрос, ниже — шло еще имя, а дальше какие-то закорючки и значки, в которых никто, кроме Тропа, и не разобрался бы.

— Во всяком случае, в этой игре дирижер не Родриго, — задумчиво произнес Троп, собирая фотографии в плотный пакет и пряча вместе с папкой в сейф, — что ж, первый раунд продолжается!

— Садитесь, — предложил Троп высокому худому испанцу с прямыми, гладко зачесанными волосами. У него смуглое, измученное лицо, заметно несколько заживающих ссадин. Испанец сухощав, подтянут, чувствуется, что он обладает ловкостью и силой. На вид — не меньше сорока.

— Спасибо, господин комиссар. Вы обратились ко мне на «вы». До этого меня больше величали испанской собакой или мексиканской сволочью. Я имею ввиду ваших коллег.

— Забудьте об этом, Родриго. Курите, у нас долгий разговор.

— Спасибо, господин комиссар, — как заведенный повторял Родриго; он закурил с жадностью человека, лишенного долгое время необходимого и привычного, и откинулся на стуле, прикрыв глаза.

— Я читал ваши показания, — продолжал Троп, — вам будет трудно рассеять всеобщую убежденность в причастности к преступлению, хотя вы и утверждаете, что невиновны. Алиби у вас нет, отпечатки ваших пальцев и на дверце сейфа, и на серебряном браслете, который носила на руке убитая. Кровь на пиджаке, показания Хаммера, подготовка к бегству…

— Господин комиссар, увидев миссис Скалацца на полу, я попытался оказать ей помощь, но тут же убедился, что хозяйка мертва, и решил осмотреть место преступления, как профессионал, — при этих словах Родриго горько усмехнулся, — я увидел полуоткрытый сейф и распахнул дверцу до отказа: он был пуст. И тогда меня пронзила мысль, что подозрения падут на меня и я ничем не смогу доказать свою невиновность. Верите, господин комиссар, я помертвел от страха, я перестал вдруг владеть собой, такого со мной никогда не случалось. Я выбежал из особняка в панике, не ведая, что творю, и побежал домой. Хотелось одного: исчезнуть, превратиться во что-нибудь невидимое и невесомое. Не стану скрывать, мне хотелось немедленно покинуть Дортинг и вообще Америку. Когда я наспех уложил чемодан, то одумался, но было поздно — полицейские уже пришли за мной.

— Вы давно в Америке?

— Двадцать лет. Я приехал из Сан-Мартинеса. Это в Испании.

— Вы хотели бежать на родину?

— На такое путешествие у меня не хватило бы денег. Куда-нибудь в Южную Америку.

— Давно вы у Филдинга?

— С момента приезда, я начинал рассыльным. Потом Филдинг меня заметил, я оказался, по его словам, способным.

— Вы обеспечены? Я имею ввиду ваши заработки у Филдинга.

— Мне хватает. Я живу один и не позволяю себе ничего лишнего. Но вы знаете, господин комиссар, как сейчас с ценами: то, что утром стоит доллар, вечером может стоить полтора. Я сначала пытался откладывать деньги, хоть по сто долларов в месяц, думал вернуться в Испанию, жениться и купить собственный дом. У каждого испанца мечта — собственный дом, пусть хоть маленький, но свой. Но это оказалось невозможным, и я смог купить только подержанный автомобиль: для моей работы это необходимо. Последнее время он был не на ходу, я пользовался прокатным.