Гангстер Витторио Винченце, скрываясь от полиции, забрался на чердак семиэтажного дома и открыл беглую стрельбу по группе преследования. Пятилетний мальчик был убит наповал на детской площадке для игр.

Фердинанд в тот день, видя горе своей тетки, поклялся посвятить всю свою жизнь борьбе с преступниками. Попав в полицию, он быстро разочаровался в этих «новых центурионах», как их рекламировала популярная кинолента. Фердинанд смог лично убедиться, что разговоры о коррупции в полицейском аппарате, связях с мафией, пытках и избиениях на допросах имеют под собой реальную почву. Газеты иногда прямо указывали на полицейского чиновника, уличенного в связях с преступным миром. Того тихо спроваживали, и на его место приходил другой, более осмотрительный.

Блэз уже всерьез подумывал об уходе из полиции, но вдруг он «открывает» комиссара Тропа и остается. Троп не похож на остальных полицейских, с которыми Блэзу приходилось сталкиваться по работе, отличался от них принципиальностью, независимостью суждений, к тому же, классический бессребреник, что тоже привлекало молодого Блэза. Одни любили комиссара, другие ненавидели, третьи боялись, как, например, Хартинг. У Тропа был самый высокий процент раскрываемости преступлений, вероятно поэтому его и держали в аппарате городской полиции на высокой должности, хотя нередко шеф, обозленный его строптивостью, публично клялся отправить неудобного комиссара на пенсию. Затем следовало громкое дело, и Макгоурт пожинал плоды работы резкого, непримиримого, но в то же время нужного комиссара Тропа.

Таким образом, у Блэза появился новый кумир, и он попросился под начало Тропа. Он старался во всем подражать комиссару, даже его степенности и внешней медлительности, но это ему удавалось совсем плохо. Взрывной, атлетически сложенный Блэз, чувствовал потребность в ежеминутной отдаче энергии, и сбросив иногда искусственную солидность, оглянувшись предварительно по сторонам, производил в коридоре полицейского управления несколько резких выпадов, качаясь, как маятник, проводя, как это принято в терминологии боксеров, бой с тенью. Потом, устыдившись собственной выходки, напускал на себя прежний серьезный вид. Черные глаза на смуглом лице возбужденно блестели, волосы падали на лоб, и со стороны Блэз больше походил на современного акселерата, нежели на лейтенанта полиции.

Троп терпеливо обучал Блэза методам расследования, с удовольствием отмечая, что Фердинанд хорошо усваивает его уроки. Их отношения постепенно перерастали в дружбу, необходимую для обоих, потому что каждый из них был, в сущности, одинок в большом многолюдном городе.

Фердинанд сидел напротив комиссара в его кабинете, и тот излагал ему свою теорию расследования, которую называл «методом цветной печати».

— Понимаешь, Фердинанд, на цветной печатной картинке при ее изготовлении сначала отпечатывается один цвет, как правило — преобладающий, затем в определенные незаполненные места пропечатывается другой, потом третий, и так далее. Каждый цвет должен занять свое место. Если же он выйдет за границы отведенного ему участка, это сразу же обнаружится. Так и в расследовании, например, с делом об убийстве Скалацца.

Сначала мы с тобой соберем заново показания лиц, тем или иным образом причастных к этой трагедии, а потом займемся наложением одних показаний на другие и посмотрим, где обнаружатся изъяны. Есть у меня некоторые соображения, но о них рано говорить. Ты ознакомился с материалами дела?

— Да, Эдвард, — наедине с Тропом Фердинанд называл комиссара по имени, комиссар сам этого хотел; в присутствии других формой обращения оставалось звание Тропа, — я применил ваши методы при ознакомлении с делом.

— И что у тебя получилось? — Троп добродушно улыбнулся, с удовольствием глядя на Фердинанда.

По-ученически загибая пальцы, Фердинанд стал перечислять: «Во-первых, если миссис Скалацца убил Родриго Альварес, то зачем ему понадобилось приходить вечером? Во-вторых, почему он не скрылся сразу же после убийства, а попытался сделать это так поздно и неуклюже? У него же был запас времени не менее, чем в сутки, пока бы обнаружили труп».

— Первый твой вопрос, Фердинанд, доказывает, что ты никогда не освоишь свою профессию, — глядя на обескураженного Блэза, Троп продолжал, — если бы Родриго убил миссис Скалацца продуманно, не оставив никаких улик и обеспечив себе прочное алиби на то время, когда произошло убийство, то для него был прямой смысл прийти вечером, заступить как обычно на дежурство, подтвердив этим непричастность к убийству и полное незнание того, что произошло в доме за время его отсутствия. И в таком случае, ему не было надобности убегать тайком, а наоборот, следовало поднять крик и позвать соседей и полицию.

Ты неверно сформулировал первый вопрос, сконцентрировав все внимание только на факте прихода Родриго в дом, упустив из виду несколько вариантов, когда такой приход являлся бы оправданным с точки зрения подтверждения алиби. Ведь любой вопрос следует рассматривать в совокупности не только конкретных факторов, но и возможных.

Постановкой второго вопроса ты себя полностью реабилитируешь и показываешь грамотным специалистом, — Троп опять добродушно и хитро улыбнулся, видя как светлеет при этих словах лицо Фердинанда. — Если бы Хартинг не получил от родителей в наследство кочан капусты вместо головы, то один этот вопрос должен был его смутить. Но Хартингу не до психологических исследований: прямых улик против Родриго столько, что его уже сегодня можно отправить на электрический стул и ни один адвокат не сможет ему ничем помочь, тем более тупица Баррел. Зачем же Хартингу искать кого-то другого? Его смущало только отсутствие похищенных бриллиантов. Будучи уверенным, что Родриго не раскроет место их нахождения, Хартинг охотно передал мне это дело. Сливки с него он давно уже снял, позируя для «Вечерних новостей» и описывая корреспонденту дешевенькой газетки звероподобного гориллу Родриго Альвареса. Этот портрет более подходит самому Хартингу, нежели испанцу.

Ты съездишь сегодня в Дайвер и поговоришь со Стефанией; Дуг сказал, что после смерти хозяйки она живет у родителей. Меня не удовлетворяют вопросы, которые ей были заданы. При разговоре, я подчеркиваю, при разговоре, а не при допросе, не забывай о мелочах; они зачастую говорят больше, чем значительные, но ничего не дающие факты. При беседе Стефания гораздо глубже раскроется, нежели при официальном протокольном допросе. Весь разговор незаметно запишешь на магнитофон.

Свой приезд объяснишь чисто формальным проведением дополнительного расследования и обязательно выскажешь уверенность, что ты не сомневаешься в виновности Родриго Альвареса. Поинтересуйся у нее, знала ли она о существовании скрытого сейфа. Ничего, что она может не сказать правды, интонация голоса при ответах играет немалую роль, и мы должны уловить и отделить ложь от правды.