Ночная Всадница
Шрифт:
— Грэйс!!! — закричала маленькая девочка, бросаясь к телу и своими крошечными ручками пытаясь поднять его. — Грэйс! — заплакала она.
— Винни должен быть здесь через три часа, Ада, — негромко, но отчетливо сказала Беллатриса. Она махнула палочкой в сторону стола, и на нем возникли чернильница, перо и пергамент. Еще один взмах — и в воздухе нарисовались большие песочные часы. — Найдите нужные слова.
— Он не вернется! — истерически выкрикнула Ада Афельберг, не сводя расширенных ужасом глаз со своего плачущего ребенка. — Он трус! Он…
— Найдите способ заставить его вернуться. Солгите, взмолитесь, сыграйте… Проявите фантазию, Ада! — Белла махнула палочкой, как дирижер, руководящий огромным оркестром. Плакавшая, стоя на коленках перед телом своей горничной девочка судорожно вдохнула, закашлялась и вдруг обмякла, плавно поднимаясь в воздух.
— Лия!!! — взвыла миссис Афельберг, вновь врезаясь в невидимую стену и яростно выхватывая палочку. Но второй из вошедших мужчин едва заметно кивнул головой: палочка вспыхнула прямо в руках женщины, и та с криком выронила ее, прижимая к груди обожженную руку.
Казалось, Белла вообще не заметила всего этого. Под ее руководством тело ребенка, безвольно парящее в воздухе, переместилось и зависло на высоте роста взрослого человека над огромным дубовым столом. Последним взмахом палочки Белла осветила крошку розовато–сиреневым проклятьем, полыхнувшим будто прямо из-под кожи ребенка. Теплая мантия свалилась еще около тела горничной, и теперь над обеденным столом парило крохотное тельце в простом детском сарафанчике и белых гольфах. Волосы, собранные в два хвоста на макушке, едва заметно покачивались.
Белла кивнула на большие песочные часы, и они перевернулись.
— Температура тела медленно повышается, — повествовательным тоном сообщила она обезумевшей от ужаса матери. — Через три часа кровь закипит, если не снять проклятье. Напишите вашему мужу, Ада, — миролюбиво закончила она, — он должен вернуться раньше, чем песок выйдет в этих часах.
Полным ужаса взглядом затравленной волчицы, Ада Афельберг посмотрела на своих мучителей, а потом на дочь. Ее начинала бить истерика.
— Он не вернется, — прошептала она.
— Я верю в вас, — доверительно улыбнулась Беллатриса. — Но вы теряете время, — добавила она тоном непонимающего удивления.
— Лия…
…Женщина сидела за столом и, глотая бегущие потоком слезы, что-то писала обожженными, дрожащими руками. Она невероятно изменилась за эти полчаса — от статной изящной красавицы не осталось и следа: Аделаида Афельберг постарела лет на двадцать, у ее глаз залегли морщины. Растрепанные волосы падали на глаза, но она продолжала писать, лишь то и дело стирая с лица слезы, чтобы они не намочили пергамент.
Беллатриса стояла у книжного шкафа и задумчиво листала большую толстую книгу. Руквуд и второй мужчина, которого звали Барри, переговаривались в полголоса, сидя на двух обеденных стульях около тела убитой горничной.
Недавно пепельно–бледный, словно призрак, дворецкий внес по приказанию Беллы поднос с чаем. Он шел, стараясь не смотреть на тело горничной.
Вид парящего над столом ребенка поверг его в шок, и старик, оступившись, уронил поднос. Супруга Темного Лорда покарала его за это досадливым «Круцио», и, казалось, верного слугу практически убило подобное испытание.
Бледная Гермиона сидела на полу около стены, прислонившись к ней, и смотрела вперед — на зависшее над столом тельце. Девочка покрылась легкой испариной, мелкие капельки пота выступили над верхней губой, и волосы немного намокли. Раскрасневшаяся, она тяжело дышала, не приходя в сознание.
Послышался шелест переворачиваемой страницы, и громкий голос Беллы с иронической издевкой зачитал вслух стихи маггловского поэта, обращаясь к напряженно пишущей за столом Аде:
"Когда затихнешь ты в безмолвии суровом, Под черным мрамором, угрюмый ангел мой, И яма темная, и тесный склеп сырой Окажутся твоим поместьем и альковом, И куртизанки грудь под каменным покровом От вздохов и страстей найдет себе покой, И уж не повлекут гадательной тропой Тебя твои стопы вслед вожделеньям новым, Поверенный моей негаснущей мечты, Могила — ей одной дано понять поэта! – Шепнет тебе в ночи: "Что выгадала ты, Несовершенная, и чем теперь согрета, Презрев всё то, о чем тоскуют и в раю?" И сожаленье — червь — вопьется в плоть твою [90] ".90
Стихотворение «Посмертные угрызения» из сборника Шарля Бодлера «Цветы Зла».
Аделаида подняла мутный взгляд от исписанного пергамента. Но она смотрела не на Беллу, а на большие песочные часы, в которых стремительно убывал драгоценный песок. Опять заскрипело перо.
Через некоторое время приглушенную речь двух Пожирателей Смерти вновь прервал громкий голос Беллатрисы:
"Откуда скорбь твоя? Зачем ее волна Взбегает по скале, чернеющей отвесно? Тоской, доступной всем, загадкой, всем известной, Исполнена душа, где жатва свершена. Сдержи свой смех, равно всем милый и понятный, Как правда горькая, что жизнь — лишь бездна зла; Пусть смолкнет, милая, твой голос, сердцу внятный, Чтоб на уста печать безмолвия легла. Ты знаешь ли, дитя, чье сердце полно света И чьи улыбчивы невинные уста, – Что Смерть хитрей, чем Жизнь, плетет свои тенета? Но пусть мой дух пьянит и ложная мечта! И пусть утонет взор в твоих очах лучистых, Вкушая долгий сон во мгле ресниц тенистых [91] ".91
Стихотворение «Semper Eadem» /Всегда та же (лат.)/ из сборника Шарля Бодлера «Цветы Зла».