— Кофе будешь? — не оборачиваясь, спросил старший Малфой.

— Буду, — глухо ответила Гермиона, закрывая лицо руками и с силой надавливая на глаза.

Люциус махнул палочкой в сторону стоящего на туалетном столике кофейного подноса, который женщина сразу не заметила. Над чашкой завился тонкий дымок, и поднос, звякнув блюдцами, подлетел к ней.

Гермиона сняла с него чашку горячего кофе и начала пить крошечными глотками, бессмысленно глядя вперед на темно–синий пододеяльник. Поднос медленно опускался на прикроватную тумбочку, и Гермиона вздрогнула, когда он глухо стукнулся об нее.

— Мерзко, — наконец заметила молодая женщина, ставя опустевшую чашку на место.

— Что поделаешь, — отозвался Люциус Малфой.

— Всё не должно было быть так, — через некоторое время снова прервала молчание Гермиона.

— Потому что тебе так удобно, — кивнул мужчина. Он всё еще смотрел в окно и говорил странным, полным то ли безразличия, то ли, наоборот, сочувствия голосом. Гермиона не отрывала взгляда от складок пододеяльника. — Тебе было бы намного проще, если бы всё действительно было идеально, все в мире — счастливы. Если бы не могло существовать никаких обескураживающих обвинений, не нужно было играть в прятки со своей совестью, если бы никто не мог упрекнуть тебя ни в чем… Так не бывает. И до тех пор, пока будешь чураться правды, ты будешь уязвима.

— Не должно быть такой правды, — застонала Гермиона, ныряя в груду подушек. — За что же мы тогда боролись? — со слезами в голосе спросила она.

— За власть. Люди всегда борются только за власть. Остальное — иллюзия.

Гермиона почувствовала, как он опустился на кровать рядом с ней.

— Я не хочу, чтобы так было, — глухо сказала женщина.

— Ничего не поделаешь, — хмыкнул ее собеседник. — Сильный расправляется со слабым тогда, когда это для чего-либо необходимо. Глупо бороться против. Борись за то, чтобы не оказаться в числе слабых.

— Но так долго длиться не может. Всё рухнет. Ни один тоталитарный режим не может существовать вечно, его свергнут!

— Не забывай, кто дирижирует оркестром, — пожал плечами Люциус. — Мы в начале большого пути, как бы пафосно это не звучало. И чтобы что-то построить, нужно сначала расчистить площадку. Разными методами, Кадмина. Где-то хитростью, где-то силой. — Он помолчал. — Где-то жестокостью. Не будешь же ты утверждать, что до прихода к власти твоего отца жестокости не было вовсе? Не копай глубоко — а Азкабан, дементоры? Бесконечная страшная пытка на десятки лет, признанная всеми, законная. Ты берешь одну конкретную ситуацию и всё оцениваешь под ее углом. Да, Беллатриса жестока. У каждого свои причуды. И всем им нужно уметь найти применение.

— Если Maman прозвали Черной Вдовой, если Ада Афельберг сразу поняла, что ее ожидает — значит, это далеко не единичный случай, — глухо отозвалась Гермиона.

— В первый год после революции — да; сейчас такое случается много реже. Но будет всегда. Есть свои законы, Кадмина. Их сложно уловить, ты слишком далека от всего этого. И, поверь, лучше тебе таковой и оставаться. Прими происходящее как данность; необходимость, неприятную тебе.

— Но почему ребенка, ребенка — за что?! — ожесточенно выпалила женщина, выныривая из подушек и устремляя на Люциуса яростный взгляд. — Если этот Винни что-то там набедокурил, нужно было поймать его! И кипятить кровь ему! Но не его дочери! Не верю, что вы не могли найти того, кто вам необходим!

Это «вы» слетело как-то само собой, и Люциус усмехнулся.

— Могли. Но Винни еще нужен Темному Лорду.

— А ребенок и его жена — не нужны? — с едким сарказмом отметила женщина.

— Именно так, Кадмина. C'est la vie [94] .

— Mais c’est terrible ce que tu dis! [95]

— Ceci pos, cela change la question [96] , — хмыкнул Люциус Малфой, глубокомысленно кивая головой.

— Это не повод для шуток! — горько протянула Гермиона.

— Отнюдь. Лишь ирония помогает сохранить разум.

— Но можно же что-то изменить, — села на кровати Гермиона, всматриваясь в стальные серые глаза своего собеседника. — Я поговорю с Pap'a!

— Не стоит. Впрочем, Темный Лорд объяснит тебе все лучше меня, il prend toujours par les sentiments [97] .

— Oui, oui, il est charmant [98] , — съязвила Гермиона. И вдруг спохватилась: — Прекрати! Немедленно прекрати это!

— Что прекратить, mon enfant [99] ?

— Перестань! Перестань говорить по–французски! Перестань говорить об этом с такой насмешкой!

— Не злись, Кадмина, — Люциус примирительно провел рукой по ее волосам. — Мы вообще больше не будем об этом говорить. И тебе бы я настоятельно рекомендовал не думать об этом больше…

* * *

— Нет, ты полюбуйся!

Багровая от злости Джинни шлепнула на стол свежий номер «Ежедневного пророка».

На развороте под фотографией Темного Лорда на фоне празднующего прошлое первое сентября Даркпаверхауса красовался огромный заголовок: «Внучка Лорда Волдеморта шипит, как речная гадюка», а подзаголовок ниже гласил: «Раздвоенный язык влиятельного основателя».