Софа первое время в отряде лежала пластом, не поднималась, не ела, ни с кем не говорила. Видя все это, к ней подошла Мария Ивановна, кухонная хозяйка роты. Села рядышком, погладила ее по голове, что-то пошептала ей, дыша в ухо. Софа долго рыдала. А потом, немного успокоившись, поела борща и осталась подручной помощницей кухонной хозяйки.

Выслушав Дину, Софа сказала, не поднимая головы: «Если можешь, иди и уби­вай их. Не спрашиваясь». И опять принялась за работу.

По приказу командира построился весь отряд. Подошел сам Пранягин. Рос­лый, статный, с открытым лицом. Глянул на партизан. Все замерли, словно и ды­хание остановили.

– Товарищи партизаны!
– громко и четко сказал Пранягин. И от этого простого обращения дрогнуло сердце Дины - ведь это обращение и к ней, она - партизанка.

– Скажите, как мы с вами в жизни оцениваем друг друга - по национальности или по человеческим качествам? Мы смотрим на цвет волос человека или важнее совесть и душа человеческие? Я оцениваю людей по душе и по уму. И еще по тому, как человек воюет с ненавистными нам всем фашистами. Готов ли он отдать жизнь свою ради истребления этой злобной, нечеловеческой гадины, ради нашей общей победы над фашистским врагом? А национальность - его личное дело. Какое значение имеет национальность, если передо мной честный, порядочный человек и надежный товарищ в бою. Вот смотрите, стоят Аветисян, Отарашвили, Гаджаев, Гаранин, Исмагилов - вы знаете, что это за люди, какие партизаны! За каждого из них я, командир отряда, русский человек, жизнь отдам как за родного брата! Вот какие это ребята! Партизаны - броня, а люди - золото!

– А для чего мы тут с вами собрались в отряд?
– продолжил Пранягин после небольшой паузы.
– Чтоб бить немцев. Фашистов. И каждый, кто немцу друг, - наш враг. А кого немец убивает, мы ему защитники и помощники. Мы, партизаны, защитники мирного народа, которому грозит фашистская расправа. Правильно я говорю?

– Правильно!
– разнеслось по строю.

– Послезавтра немцы убьют в Коссово триста с лишним человек из еврейского гетто. Как они уже убили три тысячи евреев в Косово и шестнадцать тысяч в Сло- ниме. И никто этим палачам не помешал в их подлом деле. И даже мы, партизаны, ничем не помогли погибающим людям. Сегодня фашисты убили их, а завтра при­дут сюда убивать нас. Ждать этого? Нет, не будем. Мы ударим первыми! Завтра мы штурмуем Коссово! Смерть немецким оккупантам!

– Смерть немецким оккупантам!
– рявкнули сотни глоток, и у Дины мороз по коже пошел.

– Приказ на операцию начальник штаба зачитает, но я хочу, чтоб в этот бой вы пошли сознательно, добровольно. Я - иду первый. Мы спасем от фашистов лю­дей, вся вина которых перед немцами в том, что они евреи. Мама их так родила.
– По строю прошелся смешок.
– Но вот я - русский. А завтра пойду и буду рвать им, этим фашистским арийцам, глотки. Зубами рвать буду! За этих коссовских евреев, за белорусов, русских, хохлов - за каждого советского человека, убитого врагами! Кто со мной - шаг вперед!

И весь отряд решительно шагнул к командиру.

Строй партизан уже разошелся, но Дина продолжала оставаться на месте - она переживала сильнейшее душевное потрясение от речи командира. Конечно, она понимала, что что-то подобное он должен был сказать, но то, как он это сделал, какие нашел слова и, главное, как сказанное им восприняли партизаны, оказалось для нее откровением. Слушая в строю слова командира, Дина пережила восто­рженное чувство единения со всем отрядом, с каждым стоящим в строю челове­ком. Всех их здесь объединяла вера в правоту своего дела и ненависть к немцам.

Ощутив это, Дина тем более не могла отказаться от мысли участвовать в Коссов- ской операции. Но ведь ротный не разрешил, как быть?

– Товарищ командир! Можно с вами поговорить?
– Дина все-таки набралась смелости подойти к Пранягину. Он только что проводил командиров отрядов име­ни Димитрова и имени Ворошилова. Штурм Коссово планировался силами трех отрядов. От его отряда выделялось 360 человек, от двух других - 120 в общей сложности.

Пранягин удивленно смотрел на светловолосую красавицу.

– Вы кто такая, я вас раньше не видел. Откуда вы пришли?

– Я Дина Янковская, пришла вместе с подпольщиками слонимского гетто.

– Извините за любопытство, вы полька, немка или из Прибалтики? Я почему спрашиваю - у нас таких девушек в отряде еще не было.

– Каких - «таких»?

– Ну, не знаю, не похожих ни на кого, что ли. Не военных, вот ...

– Я еврейка. В 39-м году бежала из Варшавы. В 41-м - из Белостока. Разрешите мне вместе с вами завтра бить немцев, я вас очень прошу.
– не сдержавшись, все-таки перешла она на просительные интонации.

И Пранягин в очередной раз не смог сдержать ни удивления, ни улыбки.

– Вон как! Удивительно. А разве кто-то запрещает?

– Командир роты товарищ Федорович собирается отправить меня в семейный отряд. А я хочу и должна воевать. Работала в бойтелагере, оружие знаю. Знаю и немецкий язык. Понимаете, я с 39-го года поставила себе цель - воевать с фаши­стами.

– На то чтоб воевать, мужчины есть. Не обижайтесь, но для женщины главен­ствует иное, и не менее важное, предназначение.
– продолжая улыбаться, сказал Пранягин.