– и продолжала бежать. Из дворов некоторых домов прикладами выгоняли людей, а у низкого штакетника, через который свешивались цветущие кусты шиповника, под холодной водой из колонки умывался голый по пояс парень. Еще один, в чер­ном мундире, нажимал на ручку колонки, и из краника била сильная струя брыз­гающей умывающемуся на сапоги воды. Весь такой крепкий, плотно сбитый, со смугловатой кожей парень, наклонившись, лил воду на разгоряченное тело при­горшнями и охал, ахал, весело хохотал. Софа замедлила бег, глядя на этого парня, и медленно, не отрывая от него широко раскрытых глаз, подошла.

– А яка файна жидовочка!
– сказал баском тот, что держал рычаг колонки.

Умывавшийся парень повернул в сторону Софы счастливое, смеющееся лицо,

и она бросилась к нему.

– Вася!! Васенька, родной, милый, любимый, я знала, что ты жив, я верила, я ждала тебя.
– Она обхватила его, мокрого, за шею, целовала и плакала, а парень оторопело смотрел на нее, на своего напарника. Тот с еще большим изумлением, переходящим в озабоченность, глядел на младшего друга-сослуживца, поправляя ремни двух висящих на плече автоматов.

– Соня!..
– проговорил наконец парень.
– Сонечка, ты?.. Як жешь это. Живая.

– Живая, Васенька, живая. И сын у нас родился, на тебя похожий, Мишенькой назвала. Идем, я тебе покажу, идем, тут недалеко.

– А ты еще краше стала, Соня, - отвечал Василий, оглядывая молодую женщи­ну - раскрасневшуюся, запыхавшуюся, растрепанную, но с посветлевшим лицом, с испуганными, но уже и счастливыми глазами.

– Я как чувствовала - все не уходила из гетто, - говорила Соня, прижимаясь к широкой, крепкой груди парня.
– Идем, Василек мой.

Василий между тем надел черный китель, застегнул ремень. На полминуты от­странившаяся от него Софа опять приникла к парню, поглаживая пальцами сукно мундира.

– Васенька мой, Васенька, - говорила она, - я все понимаю, война виновата, не ты. Вместе уйдем к партизанам, тебе простят этот мундир. И главное - мы бу­дем вместе. Идем же скорее, там мои родители с Мишенькой, посмотришь, какой он чудный мальчик, копия ты - твой сыночек.
– И Софа повлекла за собой под­давшегося ей Василия, который даже не успел или забыл взять у товарища свой «шмайсер».

Они бежали по улице, держа друг друга за руки, а вокруг прикладами сгоняли в колонну людей. На них двоих никто не обращал внимания. Дом родителей на самом деле оказался недалеко. Двери и окна его были открыты настежь, солнце вливалось в пустые комнаты. Софа позвала родителей, прятавшихся в подвале сарая. Заплаканная мать ее первым делом передала дочке крошечного Мишу, за­вернутого в пеленки. Софа, неимоверно счастливая, схватила ребенка, чмокнула в лобик и тотчас протянула Василию. С недоуменным видом он взял младенца в руки, тот кряхтел, сопел, барахтался, пеленки раскручивались и падали. Софа поддерживала малыша снизу, счастливо смеясь, не глядя на стоящих рядом ис­пуганных родителей.

– Смотри, Васенька, смотри, он же весь в тебя, - говорила Софа.
– Такой кре­пенький мальчик. Такой хорошенький.

Василий поднес малыша ближе к лицу, словно пытаясь разглядеть, что же меж­ду ними общего. И, кажется, увидел, потому что вдруг улыбнулся по-человечески, даже по-отцовски растроганно. Сквозь раскрытую дверь сарая вливался солнеч­ный свет, с улицы доносились крики людей. В дверях появился второй полицей­ский, утирая лоб рукавом.

– Та у тебя, Васыль, сын от жидовки, - сказал он, тяжело переводя дыхание по­сле бега. Василий смотрел на товарища, и взгляд его менялся.

– Да, у нас сын, - ответила вместо него Софа.

– Ты знаешь, Васыль, что хлопцы в батальоне с тобой зробят за то, что с жидов­кой путаешься? Знаешь? Вбэй жидыня.

Мертвая тишина оцепенения продлилась минуту.

– Не можу, - просипел Васыль, все еще держа в руках ребенка, но уже не глядя на него.

И тогда второй полицейский мгновенно схватил своей лапой ребенка за голую ножку и одним махом шваркнул его головкой о дверной столб сарая.

Софа, отец и мать стояли недвижно как статуи.

Полицман ткнул Василию в грудь его автомат.

– Вбэй жидов. Воны - партызаны. Вбей. Ну, стрэляй.

Длиннющей очередью Василь изрешетил доктора и его жену. Он расстрелял в них весь магазин. Софа окаменела.

– Вбэй суку!
– приказал полицман, указывая на Софу.

– Ни, не можу, - не глядя на Софу, проговорил Василь.

– А я можу, - сказал полицейский, передернув затвор автомата. Но щелкнул одинокий выстрел, и автомат выпал из его рук, а сам он со стоном повалился, ткнувшись лицом в землю. Раздалось ещё три пистолетных хлопка - и Васыль упал на своего приятеля-детоубийцу.