Неизвестно
Шрифт:
– С кем намучились-то? С ворами или с писателями?
– Мы, милиция, с ворами. Так вот, прихожу я в Дом писателей, а там дым до потолка, накурено, как у нас в райотделе, и все спорят, как спекулянты на рынке.
Только уже не о вещах и ценах, а о своих сочинениях. И что интересно, почти все, оказалось, пишут на еврейском. А я-то на русском написал. Кто на еврейском будет читать, я вас спрашиваю? А у них только один русский писатель был и два белорусских. На весь их писательский союз. Ну, я собрал этих троих, проставил им выпить, закусить и даю рукопись - почитайте, ребята.
– И что? Напечатали твою книгу?
– Не успели. Даже, наверное, прочитать не успели, - вздохнул Зимак.
– Война началась.
– И вы думаете, Зимак, что ваши сочинения могли бы напечатать в коммунистическом издательстве?
– строгим голосом спросил комиссар Ворогов. Когда он подошел к кружку у костра, Зимак и не заметил.
– Надеялся, товарищ комиссар, - вскочив с места, ответил Захар.
– В областной Белостокской газете мои корреспонденции печатали.
– Корреспонденции о начальниках-разложенцах и о высоких спекулятивных ценах?
– О борьбе со спекуляцией, о проводимых операциях по задержании вооруженных польских националистов-подпольщиков.
– Но партизанам вы рассказываете о другом. Вы ехидничаете, ерничаете, рассказывая о советской власти, издеваетесь над ней. И мы в вашей позиции еще будем разбираться.
– Ворогов повернулся и ушел.
Наступила угрюмая тишина.
– Ладно, давай конины хоть поедим. Кажется, готова.
– Сказал кашевар, и все оживились. Только Зимак оставался мрачен.
На недоуменный вопрос Пранягина к командирам, требовавшим шалмана для Зимака, - из-за чего?
– те мялись, говорили о бездельниках, нахлебниках, сионистах, еврейском засилье, о том, что они - «бесполезные». Говорили зло, отгораживались якобы имеющимся таким мнением-требованием бойцов. Ничего не добившись, Пранягин решил поговорить с комиссаром, пусть он разберется и повлияет.
– Ах вот о чем речь!
– воскликнул Ворогов, выслушав вопрос командира.
– Так у нас как раз сегодня собрание актива отряда, будут все коммунисты отряда. Приходи, Павел Васильевич, там все обсудим, обговорим, узнаешь мнение рядовых людей.
Все мнения людей - рядовых и не очень - командир Пранягин знал давно и наизусть. Но на актив пришел.
Заседание это проходило в атмосфере частичной секретности (списки, допуск, «вам нельзя», «закройте дверь»), что должно было, по мнению его организаторов, придать «активу» ощущение значимости, нужности, избранности. Здесь собралось немало дельных людей, боевых партизан, но, заметил Пранягин, ни одного из слонимских и коссовских партизан не было. Пранягин не помнил, являлся ли кто-нибудь среди них коммунистом, но комсомольцы точно имелись, он знал. И уж тем более хватало боевых, героических людей.
Неизвестно, для чего комиссар собирал актив, какая предварительная тема значилась для беседы, но заговорил он о следующем.
– Великий Сталин и партия учат нас, коммунистов и беспартийных, не терять революционной бдительности, уметь видеть в своих рядах и врага, и временного попутчика, чтоб вовремя принять соответствующие меры по защите нашего социалистического общества. Честные труженики, наши советские граждане имеют право быть защищенными от ядовитой, буржуазной, разлагающей пропаганды этих элементов. С открытым врагом разговор короткий - к стенке. Но «временный попутчик» потому и называется «попутчиком», что он пристал к нам, внедрился в наше общество временно, пока ему это выгодно. А как только выгода кончится - сразу уйдет в сторону. А мы с вами, товарищи, не из-за выгоды воюем с немецко- фашистскими оккупантами, а за нашу социалистическую Родину. До полного и окончательного разгрома врага. Я это к чему говорю?
– спросил у аудитории комиссар, цепко, неотрывно глядя на лица собравшихся. Некоторые с любопытством глядели на комиссара, но были и такие, кто сидел, опустив лица вниз. Разговоры «о врагах» для партизан не являлись новыми - они постоянно жили в окружении врагов, как явных так и скрытых. Враги - это немцы, полицманы да засылаемые провокаторы-шпионы. Есть и другие вооруженные формирования, блуждающие по лесу, и дружественными не всегда их назовешь. Но сейчас, видимо, комиссар говорит о чем-то ином. И он разъяснил:
– Дело в том, что часть командиров взводов и рот нашего героического и самого крупного в области отряда обратилась с предложением к командиру отряда товарищу Пранягину избавить отряд от некоторых, так сказать, попутчиков. Речь идет о некоторых гражданах еврейской национальности и буржуазного, по сути дела, происхождения. Взять, к примеру, одного из них - Захара Зимака. Да, сейчас он с нами, в наших рядах. Но он из семьи мелкобуржуазных собственников. Ему чуждо рабоче-крестьянское понимание сложившейся ситуации. Мало того, он проводит вредную, смело можно сказать - враждебную пропаганду против Советской власти, утрируя сложности ее становления в Западной Белоруссии после освобождения от режима пилсудчиков. Его разговоры отвлекают бойцов отряда от нацеленности на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками, могут поколебать их веру в заботу Советской власти о трудовом человеке. Или Шимон Быч- ковский - сын раввина. При буржуазной Польше его мать имела крупную мясную торговлю - закупала мясо здесь, в белорусских землях, а продавала в Варшаве. И на этих спекуляциях семья Бычковских наживалась.
– Так при поляках этого мяса деть некуда было. Каждый рад был продать, каб гроши иметь,- вдруг пробасил один партизан-пулеметчик, командир отделения.
– Это уже как колхозы организовали, мясо пропало.
Кто-то хохотнул.
– С вами лично мы эту тему отдельно обсудим, - жестко сказал подавшему реплику комиссар. И пулеметчик беспокойно забегал глазами, опустил голову.
– Торговали также его родители кожами, а сам Шимон Бычковский состоял в еврейской молодежной националистической организации «Бейтар». Цель деятельности этой националистической организации - устроить в Палестине еврейское государство и эксплуатировать арабский пролетариат. Понимаете, о чем идет речь?
Все молчали. Об арабском пролетариате, как и о самих арабах, никто из белорусских мужиков не имел даже смутного понятия. Ворогов покосился на Пра- нягина.
– И таких, как Зимак и Бычковский, немало. Среди них дочери бывших торговцев Рахиль Левина и Эстера Цинес. ( В отряде мало кто знал, что Рахиль Левина уже два раза делала аборты от комиссара Ворогова.) И хоть сегодня они выполняют много тяжелой работы в отряде, положиться на них со всей уверенностью нельзя: мне стало известно, что при Польше они входили в беспартийный блок пилсудчиков. Такие господа часто чем-то недовольны, высказывают какие-то замечания, позволяют себе критиковать действия или высказывания командиров, ведут себя вызывающе. Одним словом - не как советские люди. А вообще, как свидетельствует история большевистской партии - самой мудрой партии в мире, евреи часто занимали позиции попутчиков или оппозиционеров, но не активных борцов, так что удивляться и в нашей ситуации нечему. В двадцатых-тридцатых годах кто были главные оппозиционеры линии партии и нашего великого вождя товарища Сталина? Евреи. Кто составлял основную массу троцкистов? Евреи. Они ненадежный, надо сказать, народ - без пролетарской выдержки люди. В октябре сорок первого, когда немцы подходили к Москве, а наш героический отряд уже боролся с врагом здесь, в лесах Белоруссии, евреи-паникеры устроили переполох и панику в Москве. Они готовы были сдать Москву немцам. Они - трусы. Не верили в то, что великий вождь советского народа товарищ Сталин и могучая Красная Армия остановят и разобьют врага. Спрашивается теперь, хотим ли мы иметь в своих рядах таких попутчиков, людей ненадежных, с буржуазным душком или все-таки необходимо по требованию командиров избавить отряд от таких личностей, повысив тем самым боеспособность наших рядов? Вот ты, Карпуть, как ты считаешь? Встань!