Сапожники и мастера по ремонту седел просто оказались завалены работой - ремонтировали сапоги и ботинки, подшивали валенки и, как умели, валяли новые. Из доставляемых партизанами овчин шили тулупы и полушубки, а из обрезков - шапки, жилетки, рукавицы. Из штабов бригад и штаба соединения потоком шли заявки с просьбой прислать «гинекологов со всеми необходимыми инструмента­ми», так что оба гинеколога семейного отряда Орлинская и Лившиц нечасто по­являлись дома. А и здесь для них находилось занятие по профессии.

Осенью, когда начался забой скота, по первому морозцу к зоринцам повезли из отрядов свинину, говядину, жиры - нашлись умельцы и оборудование для изго­товления колбас. «На сегодняшний день нами изготовлено 290 кишок колбасы, - писал в отряд имени Суворова Зорин.
– В наличии еще имеется мяса приблизи­тельно еще на 150-180 кишок, но не хватает жиров около 15 и свиного мяса около 20 килограммов. Прошу дать указание: делать колбасу без жиров или ждать, когда привезете необходимое».

Окунувшись полностью в рабочую жизнь отряда, Дина жила только работой, запрещая себе думать и чувствовать. «Никакого вчера и никакого завтра, - словно сказала она себе.
– Есть только работа - и никого на свете».

Впрочем, была Софа. С момента последней их встречи Софа заметно похоро­шела. Безусловно, главной причиной ее оживления, повторного расцвета стала любовь. Леня Оппенгеймер был рослый, интересный молодой человек, в про­шлом рабочий Гродненского стеклозавода. Софа нашла в нем то, что потеряла год назад, - любимого и любящего, заботящегося и думающего о ней человека. Леня оказался ответственным парнем с твердым мужским характером. Планируемое человеком ненадежно и сомнительно, а в военное время - особенно зыбко. Но Леня Оппенгеймер, ни минуты не сомневаясь в скорой победе над фашизмом, строил планы на жизнь послевоенную. Рассказывал о них Софе. А она, боясь ве­рить, загадывать, тем не менее увлекалась и уже почти верила, что будет именно так, как им мечталось, хотелось.

В самом деле, уже нет сомнений в скорой победе. Под Курском фашистских га­дов разбили. Еще немного - и освободят Белоруссию. И должно же быть у них - а оба остались одни на белом свете - счастье на этой земле. Мирное человеческое счастье. Маленький дом, работа, дети и любовь. Это и есть счастье. Впрочем, лю­бовь уже имелась. Дина видела - Софа отогрелась душой возле этого парня.

Однажды во второй половине дня в отряд приехала Лена Станкевич, та самая юная синеглазая брюнетка-разведчица, что любовалась ребенком Дины. Ее кор­мили обедом на кухне, когда Дина принесла туда мешок свежевыпеченного хлеба. Увидев Дину, разведчица радостно улыбнулась ей. Дина подошла, присела рядом.

– Смачна есци, - пожелала девушке приятного аппетита.

– Дзякуй, - еще радостней улыбнулась разведчица.
– Я заехала да вас коня под­ковать, расковался у дарозе. А меня вот и борщом почастовали. Я знала, что вы здесь.

– Как твоя разведка?

– Складана, - вздохнула Лена.
– Меня же все ведают в акруге. Одни мне что-то подскажут, другие подскажут полицманам на меня. Учора въехала в Мышковичи, спрашиваю Бронислава Селюту: полицманы в деревне есть? Нема, кажа, езжай, не хвалюйся. Хаты три проехала, а они выходят со двора - зенки на меня вы­ставили. Я первая из автомата секанула по ним и галопом да леса.
– Помолчала, улыбнулась. И вдруг сказала:

– А я видела вашего хлопчика на прошлом тыдне.

У Дины мурашки побежали по коже.

– Три дня назад, как на задание выезжала, - говорила Лена.
– Он ничего, весе­лый, хозяйка сказала - ест хорошо. Я заходила к ним. И вашего Павла Васильеви­ча видела несколько раз. Он занятый такой. Только что-то бледный, хмурый, ни на кого не глядит и с лица зник.

И сердце Дины, которое, казалось, остановилось в тот самый день, как ее сюда привезли, застучало, заколотилось с неслыханной силой: ехать, ехать, ехать. «Ка­кая же я, в самом деле, Павлика не видела, слова не сказала, обиду держу на серд­це. А он не мог так сам. Нас разлучили. Наговорили. Ему - на меня. Мне - на него. А у нас Славик есть, солнышко маленькое, и что нам чужие наговоры, ведь он же меня любит, меня! А я только его и люблю!» - думала Дина.

– Ты куда сейчас едешь?
– спросила Дина в надежде, что Лена едет в штаб и она попросится с ней - хоть на часик побывать возле своего Славичика, увидеть, расцеловать его, успокоить материнское сердце.

– В Кайшовку, - ответила Лена, - до связного.

– Возьми меня с собой!
– неожиданно даже для самой себя запальчиво сказала Дина.
– Не бойся, я не подведу. У меня и оружие есть - пистолет.
– Понимая при этом, что пистолет в серьезном деле может пригодиться лишь для того, чтоб само­му застрелиться.
– Коня добуду, винтовку. Возьми, никто не узнает в отряде.

– Навошта табе?
– строго спросила Лена.

– Ни разу я не была в разведке, а хотелось бы быть полезной. И потом с тобой вместе вернуться к месту расположения штаба соединения, сына проведать, а мо­жет, и Павла Васильевича увидеть.

Лена сделалась очень серьезной, лицо ее стало сосредоточенно вдумчивым, словно она решала математическую задачу. Помолчав некоторое время, Лена ре­шительно кивнула головой.

– Добра. Збирайся. Но никому ни слова. Даю табе гадзину часу.

– Я мигом!
– уже на ходу бросила Дина и, не раздумывая, побежала к Лене Оп- пенгеймеру за лошадью. Она еще не знала, есть ли у парня лошадь или какая-либо возможность эту лошадь добыть, выпросить у кого-нибудь и что такое убедитель­ное сказать, чтоб неведомый владелец коняки захотел ей отдать это бесценное в пар­тизанской жизни животное хоть на какое-то время. Леньку она нашла возле карауль­ной палатки, он строго отчитывал подчиненного за неопрятный внешний вид.