– Ты - зачинщица мятежа!
– дрожа от злобы толстыми щеками и холеными усами, еле сдерживая себя, чтоб не сорваться на крик, ответил командир соедине­ния.
– И дорого за это заплатишь. И за свои слова тоже.

Он мог ее застрелить здесь, прямо сейчас, имел такие права, но не рискнул. Во- первых, тут был Пранягин и преданные ему бойцы, да и потом, беременная она, все уже видели. Но 51-ю роту приказал расформировать, распределив ее людей между другими ротами. Пранягин, зная, что командир соединения слов на ветер не бросает, особенно когда речь идет о мести, отправил этой же ночью Дину в Святицу, дав ей надежных провожатых.

– Павлик, родной, будь осторожен, - обнимая и целуя его на прощание, гово­рила Дина.
– Это опасные люди, страшные. От них всего можно ждать. Послушай меня - для них ты чужой. Ведь им не люди важны, а должности. Раньше я думала, что коммунистическая партия - отряд единомышленников. Теперь вижу, что всем руководит кучка злобных карьеристов, людей бесчеловечных. Жестокость они вы­дают за принципиальность. Берегись их. Я боюсь за тебя, Павлик.

– Ты все преувеличиваешь. Ты расстроена, у тебя нервное потрясение, поэто­му не можешь объективно оценивать ситуацию, - успокаивал любимого человека Пранягин.
– То, что произошло, в большей степени трагическая ошибка, заблуж­дение, которое можно объяснить нашей военной ситуацией.

– Ничем, кроме человеконенавистничества, ее нельзя объяснить.

– И про коммунистов ты не права. Ты забыла про Дудко, Аветисяна и других наших партийных товарищей.

– Ничего я не забыла. Просто они и вы - это разные люди. Вы - честные и светлые люди, они вас используют, пока нужно воевать. А потом растопчут. Верь мне, Павлик, я людей чувствую и все понимаю.

– Хорошо, но главное - ты берегись.
– Он нежно и ласково погладил ее кру­гленький живот. Дина улыбнулась:

– О нём не волнуйся, я себя отлично чувствую. Главное - помни мои слова. Эти люди способны на все. А нам ты нужен.

Пранягин тоже улыбнулся:

– Ну и как же мы друг без друга?

– Никак, - опять обнимая его за шею, говорила Дина.
– Поэтому долго здесь не задерживайся, возвращайтесь с отрядом в наши места. А мы тебя с нетерпением будем ждать.

Она садилась в сани, улыбалась, в свете костра сверкали ее глаза. Поправляя широкий овчинный тулуп, случайно нащупала в кармане «лимонку» - оборони­тельного действия осколочная граната Ф-1. Поняла: Павлик позаботился, чтоб имелся последний аргумент на всякий случай. Усевшись в сено бочком, она цепко ухватила свой автомат.

– Все будет хорошо, Павлик. До встречи!

И сани в сопровождении нескольких верховых автоматчиков скрылись в тем­ноте. Пранягин смотрел им вслед и вдруг поймал себя на том, что подсознательно мозг вырабатывает оправдательное объяснение отправки Дины перед «ними» - командиром соединения, его комиссаром, особистом, своим комиссаром, началь­ником штаба. Возникло внутренне ощущение чего-то неприятного, противного, отталкивающего. За полтора года партизанской войны такого с ним ни разу не было. За все предыдущие тяжелые месяцы партизанской жизни в лесу, прошед­шие в боях, на морозе, без еды, в изношенной, грязной, обовшивевшей одежде, при постоянной угрозе со стороны оккупантов и полиции, в заботах об отряде, о людях, о добывании оружия, патронов и лекарств, получении разведданных, рас­ширении сети связных и всего прочего, что свалилось на него как на командира партизанского отряда, такого ощущения Пранягин ни разу не испытывал. Он всег­да жил в ладу с собой, ибо всегда и во всех случаях поступал честно, по совести, не хитрил перед товарищами, не вел с кем-нибудь одним тайных разговоров о другом, не рассчитывал сегодня сделать так, чтобы завтра, в будущем, ему самому была от этого выгода. Он, как и все его товарищи, жил одним - войной с фашиста­ми. Остальные инсинуации считались мелочью и ерундой. В его сознании вплоть до последнего времени мир делился так: вот есть немцы, фашистские оккупанты и все, что с ними связано, и есть мы, партизаны, собравшиеся здесь, в лесу, чтоб их уничтожать. И все. Теперь, понимал Пранягин, есть еще «они». Те, кто следит за его поведением. И за поведением его товарищей. «Они» вправе, оказывается, давать их поведению оценку, вершить суд - точнее самосуд - и расправу. «Они» могут кого-то посчитать недостойным воевать с врагом-фашистом. И наказать тем, что сами убьют. Они хотят быть сильны убийствами. Быть сильны умом, лич­ным примером, умением организовать людей они не могут. В сорок первом они, в своем подавляющем большинстве, бежали впереди немецких танков, побросав обкомы, квартиры, армии, города, республики, народы, которыми «мудро» руко­водили. Сейчас, в сорок третьем, «они» появились.

В Святице, на последнем месте базирования отряда, события, между тем, раз­вивались иначе.

Вечером шестнадцатого февраля командир группы «Соколы» полковник Ор­ловский получил агентурные данные: гауляйтер Белоруссии Вильгельм фон Кубе в сопровождении гебиткомиссара Барановичского округа Фридриха Фенса и других высокопоставленных немецких чинов завтра, 17 февраля, приедет в Ма- шуковский лес на кабанью охоту. Покушение на Кубе Орловским обдумывалось давно. Разрабатывая всевозможные версии, он склонялся даже к такому варианту, чтоб самому проникнуть в Минск и застрелить гауляйтера. При этом Орловский прекрасно понимал, что такой вариант - самоубийствен, но он, в принципе, готов был пойти на него как на крайнюю меру, если никак по-другому до гауляйтера не получится добраться. А тут - на тебе, Кубе сам готов пожаловать в Пущу. Такой удачный случай - пустить кровь гитлеровскому ставленнику - Орловский не мог пропустить. И он тотчас приказал группе готовиться. Но людей все же мало, де­вять человек вместе с ним. Впрочем, из группы диверсантов-подрывников можно подобрать кое-кого. Орловский перебрал в уме кандидатуры каждого из них. Не густо, но выбор есть. И он остановился на Ликере и Кремене. Спокойствие, вы­держка, исполнительность, дисциплинированность и немногословность этих мо­лодых людей обращали на себя внимание. Знал уже опытный партизан-диверсант и результативность их выходов на железные и автомобильные дороги - несколь­ко пущенных под откос эшелонов и подорванных машин характеризовали ребят в глазах Орловского лучше всего. Велел их позвать. Пришли, встали по стойке «смирно», смотрят прямо в глаза.

– Предстоит дело, из которого можем не вернуться. Если сомневаетесь в себе - можете быть свободными.

– Никак нет, товарищ полковник. Готовы на все, - отчеканил Кремень.

– Отвечай за себя, - почти не разжимая губ, зло сказал Орловский.

– Готов к любому заданию, - тотчас доложил Ликер.

– Тогда до конца операции поступаете в мое полное распоряжение, - сказал Орловский.
– Предстоит охота на крупную дичь. Маскхалаты, боеприпасы полу­чите здесь же, в нашей группе. Никуда не отлучаться. Выходим через два часа.

К месту засады, неподалеку от деревни Медведичи, прибыли за полночь. Выш­ли к санной дороге, по которой, согласно информации, могут проехать немцы. До­рога узкая, укатанная, по обоим сторонам огромные, разлапистые ели, высокие, по пояс, сугробы чистого пушистого снега.

На расстоянии броска гранаты остановились. Орловский объяснил важность предстоящей операции, поставил боевую задачу, распределил обязанности. Еще раз подчеркнул: любое действие - только по его команде. Бойцы распределились цепочкой вдоль дороги, каждый вытоптал себе в глубоком снегу ямку, присел в ней, чтоб быть ниже уровня снежной кромки, и замер.