крутнул ручку двери, и мы вышли в толпу пассажиров.

Глава 36.

Гостиница, в которой мы остановились называлась «Shenzhen». Пока мы с Колькой

пробирались в потоках городского транспорта на заднем сиденье такси и ужинали

после заселения, он мне поведал историю о себе и триаде.

Попал он в китайскую тюрьму за банальную драку. Языка почти не знал.

Пока сидел в предвариловке, драться приходилось чуть ли не каждый день. Понятие

взаимовыручки среди китайских арестантов отсутствует.

Получил три года каторжных работ.

В лагере жизнь поперек режима являлась привилегией лишь для членов одной из

триад. Не работали лишь они.

— Жара, мухота, вода грязная, — рассказывал Колька, — Потом я попал на двадцать

дней в ихний карцер, когда башку сокамернику разбил. Карцер почти как наш,

только теплее и крыс больше… Там и пришло мне решение о голодовке. Дай-ка, думаю,

вспомню, как мы с Карпом в Челябинске тридцать дней администрацию мурыжили…

Оказалось, китайцам плевать, ест заключенный или нет. Однако слухи, о русском,

который демонстративно не принимает пищу, все-таки по тюрьме расползлись.

Однажды ночью на семнадцатый день у него в камере появилась странная делегация.

Дверь открыл охранник, но внутрь не заходил.

Оказалась Кольку посетила тюремная «верхушка» среди заключенных. Один из них

сносно говорил по-русски.

Поинтересовались, за что попал. Заинтриговались биографией. Особенно их поразило

сочетание арестантского прошлого Кольки и его консерваторское образование по

классу флейты. Потом старший настойчиво попросил его понемногу начинать приём

пищи и сказал, что после карцера многое изменится.

Так начался его путь в триаде.

Срок он все-таки отсидел полностью, однако на работу его больше не водили.

Сначала он отлежал неделю в больнице, а потом его перевели в другое крыло тюрьмы.

Можно сказать, что Кольке повезло. Приходивший к нему в камеру мужчина лет

пятидесяти оказался в прошлом «синг фунг», то есть вербовщик новых членов клана

и переговорщик.

Бывшая «должность» и личные данные политика позволили ему организовать в

заключении сносные условия содержания для себя и товарищей.

Сопровождали его «се коу джай» (солдаты) из различных триад.

Истории о голодающем русском и его возможность самопожертвования привлекли

внимание «сиг фунга». Ему после выхода на волю предстояло реконструировать свою

деятельность с поправкой на китайские традиции.

Оказалось, наибольшим авторитетом пользуются китайцы, никогда не попадавшие в

тюрьму и способные обходить острые углы. Теперь бывшему «синг фунгу», которого

Колька назвал Ли - сяньшен (господин Ли) предстояло создавать триаду нового типа.

Опыт у того был.

Устанавливая взаимосвязи своей старой организации, именующейся «14К», с

Шеньянской «Во Он Лок», он однажды принимал участие в совещании по

транснациональной деятельности.

На второй день этого мероприятия появился гость из России. Им оказался

дальневосточный вор в законе «Джем».

Личное знакомство с русским преступником поразило воображение Ван Ли. От него

исходила какая-то первобытная сила и мощь.

Мир стал переворачиваться, когда оказалось, что Джем неоднократно попадал в

места лишения свободы. Российские преступные традиции оказались прямо

противоположны Китайским.

Теперь, узнав о голодающем русском и посмотрев на него лично, бывший «синг фунг»

еще раз убедился: истории о стойкости русских арестантов не вымысел. План,

который он понемногу разрабатывал, стал обрастать деталями.

За год до освобождения Кольки Ван Ли вышел на свободу. В Гонконг он сразу не

поехал, а встретился с главой триады из Гуанчжоу Чжао Чангом.

Господин Чжао вместе со своим транснациональным кланом «Во Хоп Ту» стоял

особняком от прочих триад. Его всегда выделяла крайняя информированность и

умение играть на опережение.