Я налила себе чаю и начала вдумчиво его пить, не ощущая ни вкуса, ни запаха. Время шло, доктора не было. Я начала беспокоиться, мало ли что могло случиться. Обычно доктор звонит мне заранее, а тут какой-то форс-мажор!

В ординаторскую зашел главврач Асцео Эрик фон Бохель, въедливый немолодой мужчина с буравчиками почти черных глаз, седой, как лунь и очень злобный. Он обладал очень острым умом, к несчастью, заточенным на всякие подлости.

Он смерил меня взглядом, словно я была новая статуэтка на столе, вздрогнул, посмотрев на портрет доктора и задал вопрос скорее портрету, чем мне.

–  Где этот?

–  Какой?
– спросила я, робея и наглея одновременно.

–  Ну, этот?
– фон Бохель кивнул на портрет, имена своих сотрудников он упорно не запоминал вне зависимости от того, сколько они работали.

"Позлить или лучше не стоит?" - подумала я, пришла к выводу, что лучше не стоит.

–  Доктор ван Чех скорее всего у себя. Или где-то по больнице бегает.

–  У себя это где?!
– засверлил меня взглядом фон Бохель.

Я старалась расслабиться, как советовал доктор и представила начальство в голубой пижаме в зайку. Это не помогло.

–  В своем кабинете.

–  Там только его архив.

–  Значит, он в кабинете зав.отделением.

–  Девушка, перестаньте морочить мне голову. Там у нас мемориальный музей Пенелопы ван Тащ, а не кабинет зав отделением. Этот ван Чех творит что хочет!
– главврач раздражился и с его дряблых губ полетела слюна.

–  Я, правда, не знаю, где он. Шляпа его здесь, а доктора в ней нет, - сморозила я.

–  Он просто забыл ее с вечера, - надменно бросил фон Бохель.

–  Он никогда не забывает шляпу, - раздражилась я.

–  Да, и у его есть имя, - пробасили в дверях. Доктор вернулся вовремя, - Асцео, ко мне какие-то претензии?
– Доктор отклеился от стены, где, видимо, слушал последние наши реплики.

–  Вы не отмечаете свой приход в журнале, - сдержано обратился к нему главврач.

–  Прощу прощения, я исправлюсь, - доктор ответил с достоинством великого монарха, даже слегка поклонился для эффекта, но глаз с начальства не спускал.

Начальство издевки не простило и выплыло из кабинета, подобно китайскому сановнику.

–  Спасибо, что прикрыла, - доктор выдохнул и сел в кресло.

–  Вы печальны?
– спросила я.

–  С чего взяла?
– доктор удивленно посмотрел на меня.

–  Ваш портрет сегодня чересчур весел. А если серьезно, я сразу заметила, как вы вошли, вы серый, какой-то.

–  Это моя кардинальская сущность проглядывает, - отрезал ван Чех, - вот чего он приходил? Поймать меня на опоздании? У меня на то были очень весомые причины.

–  Например? Вы же говорили, что надо делиться с коллегами. Я теперь ваша коллега, вот и делитесь со мной.

Ван Чех посмотрел на меня удивленно, потом ласково, наконец его голубые глаза залучились радостным светом, он мгновенно расцвел и принял расслабленную позу, откинулся в кресле и приготовился рефлексировать.

–  Ну, слушай, Брижит, только помни, если проникнешься моими эмоциями, сразу останови меня, тебе работать еще сегодня. А я могу и с портретом поболтать.

–  Я готова, - я даже заволновалась слегка, доктор сейчас будет изливать мне душу. Так же я поймала себя на мысли, что положила ногу на ногу, оперлась локтем на стол, и взяла карандашик, так обычно делал доктор, только вместо карандашика он брал ручку и карты и работал с документацией.

–  Вот теперь ты готова, - удовлетворено сказал он, - Представляешь, что мне заявила эта страшная женщина, моя жена, - начал он совершенно другим голосом, резким, немного плаксивым, голосом большого обиженного ребенка. Руки он сложил в замочек на животе, вот это плохой знак, - Она еще с вечера завела эту свою шарманку: Октео, бросай пить! Я же не пью. Рюмочка в обед, для расширения сосудов… Я гипертоник, между прочим! И потом после коньку, кровь приливает к мозгу и я лучше соображаю. Если бы не коньяк, я бы чаще болел, и долго сидел по больничным. Брижит, ты знаешь меня хорошо, представь, чтобы со мной было, спустя неделю больничного!

–  Представляю, весь дом в журавликах!
– улыбнулась я.

Доктор мрачно на меня посмотрел:

–  Сравнение не уместно. И потом я только их и умею складывать из бумаги, да и тогда была совершенно иная ситуация.

Так вот. Британия меня тиранит: "Октео, бросай пить!", но я же не пью. Все это в терапевтических целях!

Мне было смешно. Но так, как я находилась в шкуре аналитика, то не могла позволить себе никаких эмоций. Мне было забавно наблюдать за заблуждениями самого доктора.