Шрифт:
— Верую, Вася.
— А говорят, будто тебе сто лет и ты Богом проклят. И не человек ты вовсе, а вражий дух.
— Дух, Вася, печенку небось не ест?
— Так-то оно так. А можно я тебя пощупаю?
— Что он, курица тебе? — взъярился Аксен. Холоп от хохота в траву повалился.
— Вот тебе моя рука, Вася. — Кудеяр подал руку разбойнику.
— Ишь какая мяконькая, легонькая! — изумился Дубовая Голова. — А говорят, у тебя народу в шайке видимо-невидимо, а где же он, народ-то?
Тут и Аксен с Холопом посмотрели на Кудеяра с интересом.
— А говорят…
— Говорят, говорят! — заорал на Васю Аксен. — Лопай печенку да помалкивай!
Кудеяр отошел от костра, чисто, но негромко свистнул. В темноте раздался веселый топот. Прибежал конь. Кудеяр оседлал его.
— Холоп, подойди ко мне! (Холоп Собакина так и не пожелал называться именем.) Пойдешь в деревню боярина Милославского Вишенки, найдешь там кузнеца Егора. К Егору придешь до зари. Спроси: «Синички для свата готовы?» Коль готовы, добудешь лошадь и привезешь пташек сюда, в Черный Яр.
— Что же это за птички?
— Те, что кровь пьют. А вы, ребята, — сказал Кудеяр Аксену и Васе, — здесь посиживайте. Людей не пугать!
Кудеяр уехал в ночь.
— И тьма ему нипочем, — сказал Вася, озираясь на громаду леса.
Спал Кудеяр на дереве. Было у него неподалеку от Черного Яра гнездышко. Коня пастись отпустил. Сам забрался на дуб, лег на сухие прошлогодние листья и, засыпая, спросил себя:
— Где же твои люди, Кудеяр?
Глава 2
Городок сладостно спал.
В тот предутренний час не только обыватели, их чада и жены посвистывали, посапывали, почмокивали, не только их скоты похрюкивали, повизгивали, но и воевода спал.
После многих бессонных ночей он спал хорошо, ибо, решившись, написал в Москву челобитную.
Дела в городе шли плохонько. Коли строили — недостраивали, коли думали — недодумывали, Богу молились — недомаливались. Чего там! С тюрьмой и то управиться не могли. Крыша в тюрьме прохудилась, а денег на починку нет. Два сторожа было. Один сбежал, другой помер. Некому тюрьму сторожить, а в ней без малого две дюжины молодцов. Целовальника для тюремного присмотра на сходе избрали курам на смех. Девяносто лет себе сказывал. Что с него спросишь?
Послал воевода челобитную в Москву, и отлегло на сердце. То сам голову ломал, теперь пусть в Москве кумекают.
Если воевода спокойно спит, то часовые и подавно. Кому надо, не будет ломиться в новые ворота. Зачем? Ведь, кроме новой стены, есть еще три стареньких, сгнивших, щербатых.
Кудеяр как раз был тем человеком, кто в новые ворота ломиться не стал.
Он шел по городу, особенно не таясь, но и не дразня судьбу. Вот он, дом воеводы. Хороший дом, каменный, дальше пустырь. В конце пустыря новехонький тын тюрьмы. Тын воевода поставил. Лес был рядом, ставили его сами тюремные сидельцы. А вот крыша сгнила. Кровельщик нужен, да кровельщику платить изволь.
Кудеяр подошел к притюремнику, избе для сторожей. Тронул дверь — подалась.
На лавке спал старичок-целовальник. Воевода заставил его стеречь тюрьму, покуда не найдет сторожей.
Кудеяр тронул старичка за плечо. Открыл тот глаза, зевнул, а потом как разинет пасть свою беззубую. Кудеяру пришлось рот старику перчаткой прикрыть.
— Не шуми, дед! Вставай, тюрьму откроешь! — и пистолет показал.
Вышли на тюремный двор. Был он пуст и гол. Посреди стояла двухэтажная изба четырех саженей в длину и в три с половиной в ширину. Старичок подошел к тюремной избе, отомкнул огромный замок. Замок выпал из пробоя и шмякнулся целовальнику на ногу. Целовальник ойкнул и сел на землю.
— Вставай! — приказал Кудеяр.
— Не могу, — прошептал бедняга, мигая крошечными глазками, — прослабило меня!
Кудеяр нагнулся, вынул из замка ключи. Отворил другую дверь. Оглянулся. Старичок стягивал порты.
Кудеяр толкнул дверь и вошел в темницу. Спящие на нарах люди зашевелились.
— А ну, вставайте! — крикнул Кудеяр.
Узники повскакали с мест.
— Слушайте меня! — Кудеяр поднял руку. — Вы свободны! Можете идти на все четыре стороны, но я зову вас к себе в дружину. Я отбираю у богатых и отдаю бедным.
— Кто ты есть? — спросил удалец, голый по пояс.
— Я — Кудеяр.
— Кудеяр, я иду с тобой.
— И я! И я! — закричали тюремные сидельцы.
— А я не пойду, — сказал мужичок в армяке. — Вина моя небольшая. Посажен всего на три дня, а два я уже отсидел. Мне деток покинуть жалко.
— Я никого не принуждаю. Со мной пойдут только охотники.
— Веди! — гаркнуло более дюжины глоток.
— Тихо! — приказал Кудеяр. — У нас нет оружия. Не забывайте. Идемте к дому воеводы и добудем оружие!