Шрифт:
— А заодно и одежду, — сказал голый.
Налетели на сонный двор. И вот все на лошадях, и у всех есть если не острое, так тупое оружие, и то, что стреляет, и то, что колет.
Нагло — к городским воротам, ворота для них догадливо распахнуты. Уходите, ради бога!
Ушли.
Выехали к реке. Спешились. Бросились в воду. Поскребли грязные телеса. И опять на коней, к дубраве. Развернули скатерть с воеводского стола.
Ели, ели, ели и пили!
Выпивши, повалились на траву. Лежали, трогая осторожно тугие животы, отдуваясь бережно, боясь потревожить пищу.
Кудеяр не торопил людей. Ждал. Отлежались.
— Славно! — сказал молодец в парчовом кафтане, и Кудеяр узнал в нем голого. — Нам бы давно догадаться потрясти воеводу. Спасибо, атаман. Ты нам дал волю, а мы клянемся головами, что не выдадим тебя ни в битве, ни в пире.
— Клянемся!
— На коней! — приказал Кудеяр. — У нас далекая дорога.
Посчитал людей. Восемнадцать. Что ж, не полк, но тоже сила.
Глава 3
Аксен Лохматый с Васей Дубовой Головой сидели на поляне и жарили заднюю ногу поросенка. Это все, что осталось от матушкиного подарка атаману.
Кудеяр исчез на целую неделю. Куда и зачем, не сказал. Холоп тоже исчез. Ушел к Егору-кузнецу и не вернулся покуда.
Аксен на воздухе свежем да на свининке подобрел, злость с него слетела, руки работы требовали.
Начал было Аксен избушку городить — одному тяжело, а Дубовая Голова заленился.
— Не затем я в разбойники пошел, чтоб работать, — погнал он от себя Аксена. — Я дома у матушки наработался.
Целыми днями шлялся Вася по траве, то на солнышке, то в тенечке. Аксену такая жизнь была не по нутру: по детишкам скучал, по жене, а возврата домой не было.
Мясо разделили, съели.
— Теперь спать! — потянулся Дубовая Голова.
Аксен плюнул с досады.
— Как птица Божья: поел — и голову под крыло!
— Чего сердце распаляешь зазря. Будет день — будет пища.
Сказал, отвалился от костра, положил голову на кочку и захрапел.
Вздохнул Аксен, покрутил лохматой головой и лег возле Васи.
Проснулся, и в пот его вдарило. Вся поляна скотом забита.
Крестным знамением себя осенил — не исчезло видение.
Крестом по стаду — живехонько!
Глядит, сидят на поляне три мужика. Двое без шапок, а третий — хоть и жарко, а в шапке.
— Кто вы такие?! — гаркнул Аксен, поднимаясь в рост, торкнув при этом Васю ногой в бок. Вася на другой бок перевернулся, и мужики не испугались.
Те, что без шапок, разостлали перед тем, кто в шапке, скатерть, поставили две четверти водки, жбан квасу, каравай хлеба.
В костер дровишек подбросили, баранчика на кол, и загулял по поляне, щекоча ноздри, самому Господу Богу не противный, великий дух жареного мяса.
Вася потянулся, дыхнул, хлоп ладонью по животу — и на ноги вскочил.
— Я же говорил: будет день — будет пища!
— Кто вы такие? — опять спросил пришельцев Аксен.
Тот, кто был в шапке, сказал что-то мужикам без шапок. Те поклонились ему в ноги, а потом повернулись к Васе и Аксену. Один из них голосом зычным и властным сказал:
— На колени, холопы! Государь всея Руси Василий Иванович Шуйский, престол которого похищен многохитрыми Романовыми, приглашает вас за свой царский стол!
Мужик в шапке согласно закивал головой.
Аксен, почесывая спину, смотрел на него хмуро и недоверчиво. Вася же на колени встал: баран, насаженный на кол, был зело духмянен. Если товарищ на коленях, делать нечего, может, и вправду царь перед тобой. Время неспокойное, у бояр на уме одни хитрости. Опустился возле Васи Аксен, и все тут обрадовались. Откупорили четверть. Царь Василий Иванович Шуйский достал из-за пазухи серебряную братину с письменами.
Говорливый мужик пояснил:
— На этой братине царский знак государя нашего, всея Руси великого князя Василия Ивановича.
Аксен Лохматый повертел братину, ковырнул ногтем царскую корону и спросил с пристрастием:
— У царей царские знаки на теле должны быть. Есть ли они у Василия Ивановича?
— А как же! — Говорливый мужик чуть нос Аксену не показал. — Погоди, вот смилостивится государь, поверит в вашу дружбу, тогда и объявит царские свои метки.