Что ж, не будем слишком строги к Шевченко, перебежчикам так хочется подыграть новым хозяевам и подчеркнуть свою значимость. Шевченко это удалось. По миру до сих пор гуляет его версия отношения отца к Джону Кеннеди, легко объясняющая все последующие кризисы. И тем не менее Шевченко не прав. Вернее, он честно рассказал то, что слышал, но слышал он немного. Позволю себе повторить отец считал Джона Кеннеди достойным противником, но ни на минуту не допускал, что может позволить смотреть на себя сверху вниз.

Меня в Вену не взяли, поэтому я не могу рассказать о собственных впечатлениях, основываюсь на многочисленных рассказах отца об этой запомнившейся ему встрече.

А вот что пишет другой непосредственный свидетель, один из ближайших сотрудников президента Пьер Сэлинджер «Несмотря на неудачу в поиске решений большинства проблем, разделяющих Восток и Запад, оба руководителя покинули Вену с увеличившимся уважением и расположением друг к другу Хрущев позже как-то сказал мне при встрече "Мне понравился ваш молодой президент Он хорошо представляет предмет, о котором говорит" Джон Фицджеральд Кеннеди нашел русского лидера "жестким, но не безрассудным Его слова тверды, но его действия осторожны" Их взаимное уважение получило свое выражение позднее в знаменитом обмене персональными посланиями, в котором я служил одним из курьеров» [71]

К чему я цитирую эти противоречивые и порой взаимоисключающие оценки американского президента Джона Кеннеди? В чем их значимость? Ведь со временем мнение о собеседнике может измениться даже на диаметрально противоположное, а сиюминутные высказывания, особенно в своем кругу, позволю себе повториться, часто более отражают настроение и даже самочувствие говорящего, а не его взвешенное отношение к партнеру.

Здесь мне придется забежать на год вперед. Все дело в американской мифологии Карибского кризиса.

Вот ее основные контуры недалекий советский лидер Хрущев на переговорах в Вене счел американского президента Джона Кеннеди слабаком, которым можно манипулировать, решил изменить в свою пользу баланс ядерных сил. Поэтому-то он и установил ракеты на Кубе. Но не на того нарвался, президент Кеннеди пригрозил ему «железным американским кулаком», Хрущев струсил, капитулировал, убрал ракеты с острова, и за это его сняли с работы, отправили в отставку. Многократно апробированный голливудский сценарий о супермене, в первой части во всем уступающем превосходящему его отрицательному персонажу, а затем вдруг преображающемся. Ну а дальше все понятно. Если нет — сходите в ближайший кинотеатр.

Чтобы свести концы с концами, годится любая зацепка, важно любое свидетельство. Они подменяют геополитическую логику, согласно которой ни один реалистично мыслящий политик в мире не может даже предположить возможность заставить американского президента, не важно как его зовут — Кеннеди, Эйзенхауэр, Трумэн или Клинтон, — плясать под свою дудку. Тут дело не в личности, просто он президент сверхдержавы, и этим все сказано. Если помнить эти азбучные истины, отпадет необходимость в коллекционировании слов и фраз, произнесенных в тех или иных обстоятельствах по поводу и без оного. Но пока хватит, к Карибскому кризису мы еще вернемся.

За два дня переговоров в Вене договориться удалось только по Лаосу. Разговор о мирном сосуществовании и разоружении не принес ничего нового. В отличие от предыдущих встреч, с президентом Эйзенхауэром, отец не привез в Вену конкретных предложений, не собирался он идти и на уступки. В 1959 году в Кэмп-Дэвиде он настроился согласиться в качестве первого шага на частичный контроль с воздуха взаимно согласованных приграничных районов.

В 1961 году многое изменилось. Возникшее было у отца желание поверить в честность и миролюбие Белого дома испарилось без следа.

«Сначала У-2, а совсем недавно — Куба! О каком доверии может идти речь?» — так теперь считал отец.

Тем не менее, когда президент Кеннеди предложил объединить усилия для полетов на Луну, 25 мая он направил конгрессу послание на эту тему, и теперь всерьез опасался, что Советский Союз, вступив в лунную гонку, может опередить США. Отец сначала согласился. Правда, в самом общем виде. На следующий день во время встречи в советском посольстве он отверг заманчивую идею, — в ракетных делах оборона так тесно связана с космосом, что разделить их невозможно. О том, чтобы поделиться военными секретами, не могло быть и речи. Условия не созрели. Мы еще слабы, ракет у нас мало, а Кеннеди пришел в Белый дом, эксплуатируя идею советского ракетного преимущества. Вот пусть он и пребывает в заблуждении. Стране требовалось несколько лет, чтобы окрепнуть настолько, что будет не стыдно показать, чем мы на самом деле обладаем.

Когда отец рассказал мне об идее совместной высадки на Луне, я поддержал его: как можно о таком даже подумать? Челомей придерживался иной точки зрения. По его словам, сотрудничество принесло бы большую пользу нам, чем им.

Кеннеди привез в Вену предложение исключить войну как метод разрешения возникающих в мире конфликтов. Отец приветствовал выдвинутую оппонентом идею, тем более что американский президент в качестве аргумента привел расчеты ядерного потенциала двух наших держав. Из них следовало, что США обладают запасом ядерного оружия, способным не единожды уничтожить нашу страну. У СССР, по его словам, хватало средств лишь на частичное уничтожение Соединенных Штатов. Откуда американцы почерпнули свои данные, остается на совести ЦРУ, наши носители, способные доставить ядерные заряды на американский континент, в то время все еще можно было пересчитать с помощью пальцев на руке. В одном они были правы: и такого количества потенциальных термоядерных взрывов достаточно, чтобы посчитать потери неприемлемыми для любой страны.