Проповедник опустил голову. Когда же он поднял лицо, чтобы продолжать свою речь, благостности в его взгляде и в лице уже не было.

– А теперь смотрите, что происходит ныне у порога наших домов!
– загремел он, мрачно сверкая глазами и протянув руки к толпе.
– Безумие, о котором пророчила Воительница, возвращается! У самых границ наших встали полчища нечестивых. Хвостатая звезда, аки меч рассекающий, зажглась в небе, и красный червь усыпал посевы ваши, будто капли крови, великое кровопролитие предвещая! Имеющий глаза да увидит знаки беды! Скоро, скоро придет новый потоп на землю нашу, огненный и истребляющий! Кровью и плотью жен и детей ваших насытятся черные утробы, волки и упыри будут выть над руинами городов и храмов! Покайтесь в грехах и очистите сердца ваши, и вопросите себя: что сделал я для того, чтобы не пришла мерзость неизреченная на эту землю?

Ответом проповеднику стала гробовая тишина. Видимо, именно этого эффекта он и добивался.

– Грядут страшные времена для нас, но не оставляет нас великая надежда, дарованная самой Воительницей, - вновь заговорил проповедник тихим, проникновенным голосом.
– Ибо сказано в Золотых Стихах: "Не оставлю вас без надежды, и поведу вас к спасению в час опасности". Лучшие из лучших, святые командоры Матери-Церкви, встают на нашу защиту, не оставляют стадо свое в час грозной опасности. Благую новость несу я вам - праведные братья-фламеньеры готовы начать новый поход, чтобы сокрушить нечестивого врага. Вот грамота Первого Командора, - тут проповедник поднял руку с зажатым в ней пергаментом, показывая его толпе, - где обещана вечная жизнь и спасение всем, кто, презрев страх и заботы свои, встанет на защиту нашей Матери-Церкви рядом с воителями братства! Того хотят от нас сам Всевышний и пресвятая Матерь-Воительница!

– Ого, да это что-то вроде речи папы Урбана в Клермоне, - заметил я.
– Но только я не вижу у людей особого энтузиазма.

В самом деле, толпа вела себя достаточно сдержанно. Люди только качали головами и переминались с ноги на ногу, но особого религиозного рвения не выказывали. Лишь несколько человек начали бить себя в грудь, выкрикивая что-то вроде: "Да мы завсегда!" Причем двое или трое из них были явно нетрезвы, а облик еще одного из кричавших явно выдавал в нем деревенского дурачка. Проповедник, естественно, заметил это.

– Конечно, каждый из вас сейчас говорит себе: "Что я могу сделать, ежели я не воин, а простой пахарь, пастух или ремесленник"?
– выстрелил он в толпу риторическим вопросом.
– Святое слово дает нам ответ на этот нелегкий вопрос. Чтобы быть святым воином Церкви, не обязательно взять в руки меч или копье. Можно всеми делами своими споспешествовать победе над врагом. Побеждать можно не только оружием, но и добрыми делами, искренней молитвой или честной милостыней! Жертвуйте на воинство Церкви, и зачтется вам ваше подвижничество!

Девочка с ящиком тут же сошла с помоста и начала обходить людей, предлагая пожертвовать что-нибудь на новый поход. Подавали очень немногие. Я и не заметил, как она оказалась рядом с нами.

– У нас нет денег, - признался я.

– Благослови вас Воительница, - смиренно ответила девочка и пошла дальше.

– Домино, - спросил я, - а ты не можешь наворожить нам пару монет? Нам ведь даже кусок хлеба не на что купить. А я жрать хочу.

– Деньги придется зарабатывать, Эвальд. Надо придумать, как это сделать.

– Ох, не знаю. Народ тут, как видно, еще прижимистее нашего дедушки-овцевода.

– Фламеньеров в Роздоле не очень-то любят, - заметила Домино.
– Вот и не подают.

– Слушай, со вчерашнего вечера забываю спросить: кто вообще такие эти фламеньеры?

– Братство святых воинов, слуги Воительницы.

– Понятно. Хотя я мог бы и сам догадаться: фламеньеры, тамплиеры - даже звучит похоже. Куда теперь?

– Надо пойти в таверну, - посоветовала Домино.
– Там наверняка можно узнать, кто и какую работу предлагает.

– И подышать запахами еды. Хорошая идея. Я "за".

Таверна располагалась рядом с деревенским торжищем. Народу в зале было неожиданно немного: несколько купцов, зашедших промочить горло и отдохнуть от покупателей, пара темных личностей с испитыми рожами, притулившихся в углу и ждущих, когда кто-нибудь оставит, уходя, недопитую кружку. Еще был хорошо одетый немолодой мужик, сидевший особняком перед блюдом с грецкими орехами. Девушка-подавальщица в красном сарафане откровенно скучала.

– Работа?
– Трактирщик скривился так, будто я показал ему дохлую крысу.
– Это, милай, не ко мне. У меня для тебя работы нет.

– А у кого есть? И где вообще можно что узнать про работу?

– А это смотря что ты могешь, - корчмарь так многозначительно посмотрел на меня, что я понял: меч у меня в руках его не обманул.
– Есть-пить будем?

– Потом, - сказал я, и мы с Домино отошли от прилавка.

– Ну и чего?
– сказал я, ужасно раздраженный чувством голода и невезухой.