— Татары, армяне, греки — все мутят, — досадливо махнул рукой Сергей. — Школы на украинский язык переводят — а где здесь украинцы? Главное, русских под лавку загнать. Отдыхающих из России здесь уже меньше, чем с Украины. А москвичей совсем мало.

Я тоже обратил внимание, что украинская речь на крымских пляжах звучит гораздо чаще, чем три года назад.

Люська спустилась с крыши и снова вспрыгнула на колени Сергею.

— Люся, хватит меня облизывать, — строго сказал он. — Не видишь — разговариваем?

Люська мигнула зеленым глазом и сделала вид, что дремлет.

— У нашей Баськи хвост в десять раз толще, — осторожно протянул руку к Люське Егор.

— Смотри, цапнет, — сказал Сергей.

— Он и так уже весь цапнутый, — оттащила Егора от Люськи жена.

Да, у нашей рыжей Баськи гуще шерсть, пышнее хвост, и ест она «роял-канин», иногда отварное мясо, но — не египтянка. Сибирская порода.

— Ну приеду я в Тулу, — вернулся к наболевшему Сергей, — и что? Кому я там нужен? Здесь вот за лето денег поднакопим и на зимовку.

— Да, зимой здесь тоска, — кивнула Надя. — Выйдешь на улицу — ни души.

— Был бы помоложе, может, и вернулся, — снова налил в стаканы Сергей.

— А сын? — спросил я.

— Иван в армии, в Ялте служит. Партенит — это уже его родина. Жениться собирается.

Что ж, нормальное для парня желание — жениться.

Наш отдых в Партените протекал спокойно. На пляже оздоровительного комплекса народу было, хоть ложкой мешай, и мы стали ездить на дикий пляж под Медведь-горой. За двадцать гривен катамаран, которым управлял местный парень Дима, доставлял нас туда и обратно. Недешевое удовольствие, но море на диком пляже того стоило. Прозрачная вода, скалы, обросшие колониями мидий, прячущиеся по расщелинам крабы и стайки ставридок, высверкивающие серебряными бочками. Нас даже не раздражал мусор, неизбежно остающийся после отечественных дикарей.

Мы уплывали на дальний дикий пляж. Ближний был оккупирован нудистами.

— Заехали сюда месяца полтора назад, — сказал Дима, когда мы проплывали мимо нудистского лагеря, — и только за продуктами в поселок выбираются.

— Голышом? — спросил я.

— Да нет, в шортах, — засмеялся Дима.

Одна из голых девушек помахала нам рукой.

— Я тоже хочу нудистом, — заныл Егор.

— Пожалуйста, — пожал я плечами.

Егор снял шортики — и остался в плавках.

— Это не считается, — сказал я.

— Я передумал, — отвернулся Егор.

До обеда мы плавали, жарили на костре мидий, фотографировались среди какмней, потом возвращались к Люське и Тоньке.

Егор все-таки приручил Люську, она терпела, когда он носил ее на руках лапами кверху. Тонька при этом ревниво взвизгивала.

— Пропали бы без этого сада, — сказала жена, отодвигая табуретку в тень лиственницы.

— А без кошки с собакой? — спросил я.

Она молча согласилась со мной. Не было бы Люськи и Тоньки, Егор доставал бы нас. Очень общественный ребенок, в одиночестве минуты не посидит.

— Хозяйка! — послышалось от калитки.

Тонька залаяла, Люська вырвалась из рук Егора и в два прыжка оказалась у ступенек, ведущих к калитке.

— Дом сдается? — спросила меня женщина средних лет, судя по всему, отдыхающая.

— Нет.

— Як не? Мне сказалы, шо тут не занято.

— Занято, — встал рядом с Люськой Егор, и они были очень занятной парой, мальчик с кошкой. — А вы русского языка не знаете?

— Чому не знаю, — повела плечом женщина. — Я всэ знаю, шо мне треба.

— Папа иногда тоже по-белорусски говорит, но только с теми, кто по-русски не понимает, — стоял на своем Егор. — В Крыму все по-русски говорят.

— Це Украина! — рассердилась гостья. — И я розмовляю на державной мове!

— Что она сказала? — повернулся ко мне Егор.

— Шел бы ты лучше в дом, — сказал я.

— Не пойду! — заартачился он.

Люська дернула тонким хвостом, проявляя, очевидно, солидарность с сыном.

— Це наша земля, и москалям тут николы не пануваты! — разошлась мадам. — А як приихалы в гости, то не дуже посмихайтеся!..

— Собака сейчас с цепи сорвется, — сказал я.

— Я спущу! — помчался к Тоньке Егор.

Гостья не менее резво исчезла с глаз, не забыв захлопнуть за собой калитку. Некоторое время ее голос хорошо слышался на улице. Но курятники для отдыхающих в это время пусты, народ трудится на пляже, так что слушать ее было некому.

— А тебя кто просил вмешиваться? — сурово посмотрел я на Егора.

— Я пошутил.

— Шутник… В следующий раз чтоб молчал, как рыба.

— Папа, а белорусы русских понимают? — взглянул на меня исподлобья Егор.