Окраина двинулась на район почище и побогаче. Там жили торговцы, служилые люди, посадские, духовное сословие.

Калужане шли стенка на стенку. Обычно начинали подростки.

Орут окраинцы:

— При сюды, двинем в боковину!

В ответ кричат:

— Свалим вас в кучу! Постой, держись!

Затем шли постарше ребята. Под конец дюжие парни, бородатые мужики бились люто. Над побоищем носились вопли, крики, свист.

— Бей, робя, не жалей! Колоти, как цепом молоти!

— Эй, Митроха, шибани. Вон тово, закоперщика!

— Илюха Бородач в бой вступил! Ну, теперь держись!

Иной, выходя из свалки, ложился на снег «от несусветного колотья в грудях». У иного багровая дуля под глазом мешала дальше драться, и человек выбывал из строя. Война стихла. Надо куда-то силушку девать. Вот и разгулялась матушка-Калуга.

В бою существовали правила: «Ленжача не трожь, свинчатку в руке не крой!» Кто этих правил не исполнял, того нещадно избивали свои и чужие.

Болотников и Олешка смотрели на побоище с пригорка.

Олешке было не по себе. Его тянуло в самую гущу дерущихся. Долго он сдерживал себя, потом сорвался с пригорка и ринулся в кипящий людской котел. Его новый треух мелькал то здесь, то там. Иван Исаевич с пригорка следил за своим любимцем с интересом и боязнью.

Окраинцы погнали чистоплюев. Из кучи дерущихся появился Олешка. Лицо его сияло, под правым глазом набух синяк. Сливой вздулся нос. И смех и грех!

— Ты смотри, как тебя разделали! — тревожно заметил Иван Исаевич.

Олешка засмеялся, трогая свой вспухший нос.

— Ты меня, дядя Иван, не води боле любоваться на бой. Не в себе я бываю. Даже поджилки трясутся. В самое пекло тянет!

Болотников, шагая с Олешкой домой, рассуждал:

— Штука дикая — забавы эти. Ну, а война не дика? Куда хуже!

У наружной стены кремля притулился птичий базар. В стену вколочены гвозди. На них клетки с разным певчим товаром. И на земле расставлены в ряд клетки с синицами, щеглами, чижами, снегирями. В корзинках — голуби: турмана, красно- и чернопегие, чистарки. Сетки, западни, корм пташий: семена, сушеные муравьиные яйца. Здесь особый мирок с охотничьим азартом. Надували, обдирали, всучивали всякую всячину. Надо было держать ухо востро, чтобы не объегорили.

Олешка пришел на базар с пустыми клетками, корзинкой и всецело погрузился в эту толчею. Торговался, спорил, ругался; накупил птах, голубей и довольный пошел домой. Птиц он развесил в боковуше, а голубей посадил на чердак поближе к трубе.

Болотникову не по себе стало от пищащих, дерущихся птиц.

— Куда их тебе такая уйма? — спросил он своего питомца.

Олешка, насыпая в клетки корм, оживленно ответил:

— Я их выпускать весной стану. Радостно, когда они улетают. Человек куда разумнее, а это свершить нет мочи ему.

Иван Исаевич, как он часто делал, начал рассказывать Олешке про далекие времена.

— При царе Иване Грозном был человек один… Крылья справил тот русский человек, летал, с крыши спускался. Пробу делал да повредил он себя… Темные люди сочли: «Все это от силы бесовской», и царь приказал знатца жизни лишить. Покамест темны люди, трудно таким знатцам помыслы свои до конца довести. Время настанет, явятся крылатые люди. Инако не мыслю.

Прищурив подернутые грустью глаза, Болотников продолжал:

— Один иноземец также такие пробы делал. Помнишь, сказывал тебе про Италийскую землю. Жил в той земле италийской человек прозванием Леонардо да Винчи, живописец, ваятель. Был он и зодчий и в книжной мудрости вельми силен. Прибор строил, чтобы летать. Так и не достроил. Ученик его разбился с такого прибора, калекой стал.

Иван Исаевич встал и прошелся по горнице. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль. Видно, воевода думал о чем-то большом, известном ему одному. Олешка восторженно глядел на него.

Болотников знал, что вражьих заслонов со стороны Оки пока нет. Решил передохнуть. Рано утром вместе с Олешкой и посадским человеком Андреем Петровичем Масленниковым взяли они самопалы, пистоли, рогатины и, завернувшись в длинные бараньи шубы, сели в розвальни, поехали за реку.

Андрей Петрович вступил в калужскую дружину. Был он большой охотник до зверя, рыбы. Стрелял без промаху. Бил белку, зайца, лисицу, волка. На медведя хаживал с рогатиной. Мужик был дюжий. Летом рыбачил артельно неводом или один — с плотов на подпусках.