— Впускай!

С низким поклоном вошел молодой парень, статный, русоволосый, очи синие. С ним два казака, усатые, чубатые, здоровенные. Гонец почтительно подал князю грамоту с печатью. Шуйский, важно сидя в кресле, сорвал печать, стал читать.

«Князь Иван Иванович! Много годов здравствовати! Я, князь Мстиславский, еду на подмогу тебе и рать веду, по повелению великого государя Василия Ивановича. Гонца в обрат шли с ответной эпистолией».

Не хотелось Шуйскому иметь под боком другого воеводу, вдобавок столь известного. Думал он один осилить Болотникова. Да что поделаешь? Мстиславский по царскому повелению едет. Написал ответ и приказал доставить по назначению. Он знал, что войско к нему прибудет на подмогу обязательно, но не ждал его так быстро.

К полудню по дороге от Боровска показалась рать. Впереди — верхоконные, позади — пешая дружина. Наряда нет. Спесь, как хмель, ударила в голову Шуйского: «Он, Мстиславский — первый боярин, да и я не лыком шит: царя брат родной. Сам встречь ему не поеду. Пусть он ко мне наперед прибудет», — думал князь.

Оставаясь в избе, он отдал приказ: пятистам стрельцам с головою Миловзоровым парадно стать, а прочему войску свои дела справлять.

Гуляй-города с Боровского большака сняли. Миловзоров со стрельцами выстроился парадно. Против стали верхоконные, а на флангах — пешие дружины прибывших. Впереди — ратные в блестящих шлемах и панцирях. Голова, приняв их за начальников, поехал с двумя сотниками навстречу. Ратные приложили пальцы ко рту и… как свистнут разбойным посвистом! Верхоконные бросились в сабли на стрельцов, а пешие дружины ринулись в лагерь.

Слышались яростные крики рубящих сплеча конников, хрипение, вопли гибнущих врагов, лязг сабель о шлемы, панцири, удары кистеней, выстрелы.

Грызлись, дико ржали освирепевшие кони, носились без всадников. Местами куча тел сплеталась в смертной схватке. Пешие дружины, ощетинившись рогатинами, рвались вперед.

Дружинники пропарывали растерявшимся от неожиданности врагам животы. Бухнули московские пушки, но тут же смолкли. В свалке смешались свои и чужие.

Болотников и Федор Гора с волнением и напряженным вниманием наблюдали со стены острога за битвой.

— Гляньте, як наша громада поспишае, як ворог швыдко утикае! От дило, зовсим гарно! — восторгался Федор, то и дело хватаясь за саблю.

Иван Исаевич пытался разглядеть всадников, скакавших в гуще свалки.

— Ну-ка, друже Хведор, кто вон те скачут?

— Та це Олешка! Тю, скаженный! А з им мои Черногуз и Опанас. Як рубают, а!

— В бой! — крикнул Болотников во весь голос. — Вперед!

Открылись ворота острога. Пешие и конные воины ринулись через бреши в гуляй-городе и метнулись в стан врага.

Иван Исаевич прорубал себе дорогу к мелькавшему вдали Олешке.

Он подлетел к Олешке вовремя. На парня замахнулся секирой богатырски сложенный стрелец. У Болотникова даже захватило дух. Он со всей силой взмахнул кистенем, опустил его на голову конника. Под рукой хрустнул череп. По лицу конника прошла судорога. Зацепившись ногой за стремя, он упал головой вниз. Гнедой конь, почуяв беду, с ржанием побежал по полю, волоча за собой всадника.

— Чего дуришь, Олешка! Прочь отсюда! — крикнул Болотников и вихрем пронесся дальше.

Болотников, Олешка, Федор Гора с еще не зажившей рукой, Юрий Беззубцев носились по полю, секли, рубили, появляясь там, где нависала опасность.

А в это время в избе, недалеко от большого полка, князь Шуйский, ничего не зная, беседовал с князьями Мезецким и Голицыным.

Мезецкий, жизнерадостный толстяк, чокнувшись с Шуйским, весело говорил:

— Как только нашего полку прибудет, беспременно разобьем вора. Верь моему слову, княже.

Худой, высокий, с резкими чертами лица, князь Голицын, распахнув от жары атласный малиновый кафтан, размечтался:

— Дай бог. В Москву приедем, царю добрую весть привезем.

Шуйский, слушая их, поморщился, словно от зубной боли, и махнул рукой.

— Невелика честь с чужою помощью ворога одолеть. Самим надо.

За окном вдали послышались крики, стрельба, бухнули пушки.

— Вот оно, начинается, до Москвы ли тут? — беспокойно забегал по избе Шуйский.

Через оконце виднелось разгоревшееся над лесом зарево. Шуйский даже охнул:

— Беспременно наши амбары горят! По местам, князья, по местам!..

Вскоре большой и передовой полки тронулись к месту боя. Тем временем конники и лыжники народные отходили к воротам города.

Появившись на стене острога, Болотников оглядел пушки и крикнул пушкарям:

— Готовьсь!

Обращаясь к Беззубцеву, он зло и с удовлетворением произнес:

— Ныне несколько тыщ войска у Шуйского как не бывало!

На повстанцев, не успевших войти в город, наседали два полка. Пушечные залпы со стен остановили стрельцов.

Ряды смешались. Пушки усилили огонь. В панике полки ринулись назад.