— Я чуть не прослезилась! — ехидничала потом Энка.

А Ильза философствовала:

— Отчего так получается? Один орк сам по себе не такой уж плохой парень. А все в куче — сущие чудовища!

— Психология толпы существенно отличается от психологии индивидуумов, ее составляющих! — выдач на-гора Хельги.

Ильза сделала вид, будто что-то поняла.

Холодно, бесприютно и страшно в Аттаханской степи зимой.

Голодным волком воет ветер. А может, и не ветер, а в самом деле волк рыщет меж холмов и курганов в поисках добычи. Мертвая трава путается, цепляет за ноги, оставляя на штанинах гроздья гадких двухвостых колючек, их потом долго приходится счищать и выщипывать. Небо бесцветное, тусклое — и не солнце, и не тучи, хмарь какая-то.

Скучная, пустая дорога тянется с юга на север, то приближаясь к самому подножию гор, то серой змеей уползая далеко в степь. Снега нет, сухая земля, растрескавшаяся от мороза, и впрямь напоминает чешуйчатую змеиную кожу, старую, облезлую. Северный ветер гонит по ней клубы пыли, и она больно колет лицо, слепит глаза, хрустит на зубах кварцевыми песчинками…

Кварц — непростой камень. Из его белых, прозрачных кристаллов делают магические шары и всевидящие очи. Из белого прозрачного кварца состоит таинственный кристалл Акнагаррона, тот самый, что хранит прошлое. „А вдруг, — думалось Ильзе, — и эти песчинки тоже умеют хранить былое, пусть малую его частицу, а все-таки чью-то судьбу?“…

Дорога не всегда оставались пустой. Живых на ней пока не встретилось, а мертвые были. И голые, обглоданные волками, отбеленные ветрами скелеты, и черепа на кольях — приметы последней большой войны, здесь никто не удосужился их убрать, — и совсем свежие трупы степняков с широко перерезанными глотками.

— Так ведь теперь мир! — удивилась Ильза первой страшной находке.

— В степи не бывает мира, — откликнулся Хельги.

И ночевали они по-военному, под защитой кругов, с часовыми и без костров, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Холодно ночью в степи без костра!

А все-таки это свой холод, своя ночь и своя зима. И степь своя. И время свое, родное. Ты тут хозяин, а не незваный гость, а значит, все можно вынести и перетерпеть…

…А много, много сотен лет назад вот так же, облезлой змеей, вилась по степи дорога с севера на юг. И трупы, свежие и давнишние, лежали на ней. И ветер выл над ними, будто оплакивал.

И шли по той дороге пятеро Странников. Старец, убеленный благородными сединами, но бодрый, будто юноша, легкий на ногу, быстрый в движениях. И четверо юношей, издали больше похожих на немощных стариков: иссохшие лица и руки, потускневшие взоры, ранняя седина в волосах, шаркающая походка, как у больных… Шли они с севера на юг, чтобы сделать мир счастливым…

— Я выронил любимый нож! — горестно воскликнул Корнелий Каззеркан. — Подарок покойного отца, он его сам ковал! Я должен его непременно найти!

Он долго шарил подле себя в темноте — костров ночью не жгли из страха привлечь внимание разбойников-степняков.

— Давай спать! — недовольно пробормотал Гастон Шин. — Утром отыщем.

Но и утром не нашли. Двинулись дальше, на юг…

Эдуард поутру удалился… нет, не в кусты — не было тут подобной растительности. Просто в сторонку. А вернулся с находкой.

— Под камнем лежал! Я камень сдвинул, хотел завалить… — Тут он запнулся и постеснялся продолжать.

— Везет же тебе на это дело! — съязвила Энка. — Третий раз уже! Если вдруг понос приключится, так ты, пожалуй, целый оружейный склад накопишь!

Эдуард обиделся и хотел выкинуть добычу. Но сильфида перехватила:

— Ладно, не дуйся! Показывай, раз принес!

Это был нож. Неплохой, с оригинальной формы лезвием и удобной рукоятью, но тусклый, выщербленный, изъеденный ржавчиной насквозь.

— Ерунда! Ни на что не годится!

Эльф взял находку из рук разочарованной сильфиды:

— О! Это очень старая вещь! Я чувствую на ней печать времени! Ножу не менее тысячи лет!

— Покажи! — заинтересовался Хельги. Повертел в руках, поскоблил собственным ножом, счищая окалину. И усмехнулся: — Какая там тысяча лет! Смотри!

С большим трудом, но все-таки можно было разобрать гравировку на металле рукояти. „Сыну Корнелию от отца, в день поступления в обучение. 25 марта 6023 года“ — гласили руны.

— Это современный нож, — уверенно подтвердила Меридит. — Такие в Поните один покойный мастер делал, я знаю, где его кузница была. Мама у него часто оружие заказывала.

Взгляд эльфа сделался тревожным и странным.

— Я могу поклясться, что этот нож пролежал в земле столетия! Ошибки быть не может! Печать времени подделать нельзя!

И всем стало как-то неприятно, жутковато от его слов. Так всегда бывает, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым, мистическим.

Но аналитический ум магистра Ингрема не признавал мистики и всегда искал рациональное объяснение чудесам.