Записи четвертой группы, как правило, сделаны в летописях дважды: в составе Повести о Митяе и в повествованиях о Куликовской битве. Так, в Московском летописном своде конца XV в. под 1377 г. сообщается, что, в то время как Пимен медлил в Константинополе, Дмитрий Иванович "… посла на Кыев по Киприана митрополита Федора игумена Симановьского отца своего духовного. И поиде с Москвы на великое заговенье по Киприана митрополита, зовущи его на Москву от великого князя". [557] Обозначающий в данном случае всю рубрику 1377 г. не может быть соотнесен с московским посольством, которое следует датировать не ранее осени 1379 г. Но в этом же своде имеется еще одна запись по этому поводу под 1380 г. и она представляется верной: "Тое же зимы посла князь великы по Киприана митрополита на Киев". [558] Близки по содержанию к этим записям известия Никоновского свода, также в составе рубрик, обозначенных 1377 и 1380 гг. [559] Примечательно, однако, что в отличие от других летописей в Никоновском своде сделана особая запись о приезде Киприана, из Киева в Москву, который датируется 3 мая 1380 г.: "И прииде Куприан из Киева на Москву в четверток 6 недели по Пасцђ, еже в самый праздник Възнесения в лђто 6888". [560] Следует также отметить, что хронологическая последовательность событий, имевших отношение к митрополиту Киприану, в этом своде нигде не нарушена. Только в Никоновском своде Киприан изображен в Сказании о Мамаевом побоище как лицо, принимавшее непосредственное участие в подготовке похода общерусской рати на Дон в 1380 г. [561] Видимо, на основании записи Никоновского свода о приезде Киприана в Москву Н. М. Карамзин отметил особую в нем датировку московского посольства, но вывод сделал не в ее пользу: "Великий князь по Троиц., Ростовск., и всем летописям, кроме Никонов., послал за Киприаном уже во время царя Тохтамыша, и Киприан приехал в Москву в 1381 году". [562] Предложенные им даты не пересматривались в отечественной историографии.

Действительно, в летописях, восходящих к летописному своду 1408 г., приезд Киприана в Москву датируется не 1380 г., а 1381 г. Этим же годом обозначено прибытие Киприана в Москву в реконструированной М. Д. Приселковым Троицкой летописи, в Рогожском летописце, Тверском сборнике, Симеоновской летописи, Летописном своде 1497 г. и др. [563] Но именно в этой группе летописей сделаны значительные пропуски в описании событий последней трети XIV в. и особенно тех из них, которые каким-либо образом характеризуют московско-литовские отношения. Содержание рассматриваемой записи также подвергалось редакционной правке. Он имеет такой вид: "В лђто 6889 в чет- /126/ верг 6 недђли по велице дни, на празднике възнесения господня прииде из Царяграда на Русь пресвященный Киприан митрополит на свою митрополию ис Киева на Москву". [564] Нетрудно заметить, что редактор, желая, возможно, придать видимость законности появлению Киприана в Москве внес добавление, которое исказило первоначальный смысл записи. В связи с этим датировка сводом 1408 г. прибытия Киприана в Москву вызывает определенные сомнения, тогда как хорошо вписывающиеся в общую канву событий соответствующие даты Никоновского свода и Московского свода конца XV в. выглядят предпочтительнее. Правда, в некоторых сводах (Летописный свод 1497 г., свод 1518 г., Типографская летопись и др.) прибытие Киприана в Москву датируется по приезду на Русь Пимена ("По семи же мђсяцев прихода его прииде вђсть, яко Пимин идет"). Но, поскольку год приезда Пимена на Русь не указан, определить дату первого события в данном случае не представляется возможным. Таким образом, на основании анализа летописных данных можно утверждать, что посольство Дмитрия Московского было отправлено в Киев 5 февраля 1380 г., а сам Киприан на правах митрополита "всея Руси" прибыл в Москву 3 мая того же 1380 г.

Данный вывод находится в противоречии с укоренившимся представлением о времени возвращения Киприана из Константинополя в Киев, определяемом не ранее июня 1380 г. Так, автор новейшего исследования русско-византийских отношений в XIV в. И. Ф. Меендорф предполагает, что Киприан прибыл в Константинополь в апреле-мае 1379 г., а сессия собора, отъезд Киприана и поставление Пимена случились почти одновременно, в течение нескольких дней июня 1380 г. [565] Г. М. Прохоров специально вопрос не рассматривал, но отметил, что в Константинополь Киприан прибыл весной 1379 г. [566] Если принять во внимание то обстоятельство, что во второй редакции Жития митрополита Петра Киприан, рассказывая о своем пребывании в Константинополе, исчисляет его продолжительность в тринадцать месяцев (обстоятельство, Г. М. Прохорову, несомненно, известное и учитываемое им), то и в данном случае он должен был покинуть столицу Византии незадолго до июня 1380 г. Оба исследователя принимают за изначальный момент хронологических расчетов дату избрания Нила вселенским Патриархом и его решение по тяжбе между Киприаном и Пименом, оформленное соборным актом. В их понимании эти события взаимосвязаны и синхронны. По этой причине они отрицают какую-либо возможность передачи Нилу руководства церковью до мая-июня 1380 г., и, следовательно, решение вопроса о митрополии на Руси ранее этого срока. [567] Но ведь источники допускают и иное развитие событий. Так, патриарх Нил /127/ в 1380 г. свидетельствовал, что московские послы "лишь только мерность наша божественными судьбами взошла на высокий патриарший престол, обратились и к нам и вручили грамоты, излагающие мысль и желание пославшего их великого князя всея Руси". [568] В 1389 г. патриарх Антоний об этом же событии писал: "Они (послы. – Авт.) представляют [те] грамоты и себя святейшему и приснопамятному патриарху кир Нилу, тогда только принявшему церковное кормило". [569] Автор Повести о Митяе дополняет эти сведения, утверждая, что в расследовании взаимных обвинений и законности претензий Пимена и Киприана, кроме Нила, принял участие сам император Иоанн V ("Царь же и патриарх много истязавше Пимина и яже бяху около его сущи с ним"). [570] Следовательно, обоим претендентам из Руси вовсе не обязательно было ждать избрания Нила во вселенские патриархи, чтобы дать ход своим делам. К тому же относительно самой даты избрания Нила нет единого мнения, что отмечают Г. М. Прохоров и И. Ф. Меендорф. [571] Таким образом, их хронологические построения не являются достаточно аргументированными.

Киприан стал митрополитом "всея Руси" с резиденцией в Москве с согласия и по приглашению великого князя московского, но без санкции тогдашних высших духовных властей, а после июня 1380 г. и вопреки решению патриаршего собора. Отсюда стремление Киприана оправдать свои действия, придать им видимость правомерности. Именно этим целям, как убедительно показал Г. М. Прохоров, служили Житие митрополита Петра и Повесть о Митяе, к созданию которых Киприан был непосредственно причастен и которые послужили основой для позднейших летописных записей. "Киприан переделал начало повествования о Митяе, – пишет Г. М. Прохоров, – сбив последовательность эпизодов, отчасти их повторив, добавив свои объяснения, формулы, намеки и этими средствами создал свою "завязку". [572] Та же рука и с той же целью лишила каких-либо абсолютных хронологических признаков и рассказ о пребывании Киприана в Константинополе, помещенный в Житие митрополита Петра, хотя и оставила некоторые относительные ориентиры. К последним относятся: указания на время отъезда Киприана из Киева ("Но к Руской земли прошедшу… И третиему лету наставшу, пакы к Царюграду устремихся") и прибытия его в Константинополь, где он "обретох неустроение в царехь же и в патриаршестве", а также на срок пребывания в нем ("Пребых же убо в оное время в Константинеграде тринадесят месяць"), обстоятельства ("Ни бо ми мощно бяше изыти, велику неустроению и нужи належащи тогда Царьствующий град. Море убо латиною дръжимое, земля же и суша обладаема безбожными туркы") и время отъезда ("яко от оного /128/ часа болезни оны нестерпимыя престаша. И в малех днех Царствующего града изыдох"). [573] Но и эти ориентиры при верной начальной точке отсчета могут дать определенное представление о времени прибытия Киприана из Константинополя на Русь.

Такой точкой следует признать время отъезда Киприана из Киева. Оно определяется посланием к единомышленникам, написанном в Киеве 18 октября 1378 г. В нем Киприан сообщает, что по-прежнему намерен ехать в Константинополь и уже выслал гонцов ("А яз без измены еду ко Царюгороду, а пред собою вести послал же есмь"). [574] Очевидно, послание было прощальной вестью (благословением) Киприана к однодумцам и написано им накануне или даже в день отъезда. Киевский митрополит "устремихся" в Константинополь сухопутьем через Болгарию по одному из кратчайших маршрутов, поэтому все путешествие, даже с непредвиденными задержками и остановкой в Тырнове, где он встречался с патриархом Евфимием, вряд ли заняло более полутора-двух месяцев. Следовательно, к середине декабря 1378 г. Киприан уже находился в Константинополе. В конце сентября 1379 г. туда же прибыло и московское посольство, спор между претендентами на митрополию "всея Руси" вступил в решающую стадию. Увидев, что его дела принимают нежелательный оборот, Киприан не стал ждать финала и примерно в середине декабря 1379 г., т. е. спустя 13 месяцев после прибытия, выехал из Константинополя. Поэтому он мог принять непосредственное участие в завершающей фазе политических событий, происходивших зимой 1379/80 г. в юго-восточных районах Великого княжества Литовского.

Из приведенных выше фактов складывается такая картина. Осенью 1379 г. правительство московского великого князя Дмитрия Ивановича ввиду приближавшейся неминуемой схватки с Ордой встало на путь консолидации всех антиордынских сил на Руси и решительной вооруженной борьбы с Мамаем. Повороту политического курса Москвы к открытой конфронтации с Ордой способствовало новое соотношение политических сил в Великом княжестве Литовском, сложившееся под воздействием усилившегося процесса его децентрализации. Появилась реальная возможность ослабить силы мамаевого союзника великого князя литовского Ягайла и привлечь на сторону антиордынской коалиции русских княжеств подвластные Литве и расположенные в стратегически важном районе московско-литовско-ордынского пограничья Чернигово-Северское и Киевское княжества, где особенно сильным было влияние киевского митрополита Киприана. В этой обстановке московский великий князь Дмитрий Иванович отказывается от курса, направленного на создание подчиненной /129/ его власти отдельной от киевской митрополии церковной организации. Он идет на то, чтобы восстановить митрополию "всея Руси" во главе с Киприаном, при посредничестве которого, по всей вероятности, уже на исходе 1379 г. наладил политическое сотрудничество с феодальной знатью княжеств Среднего Поднепровья. Результатом этого сотрудничества явился глубокий рейд московской рати, выступившей в декабре 1379 г. от рубежей Брянщины на юг, в направлении Киева. Преследуя цель освободить свои владения от уплаты ордынской дани и верховной власти литовских феодалов, правители Чернигово-Северского и Киевского княжеств Дмитрий и Владимир Ольгердовичи, подобно тому как двумя годами ранее князья Волынской и Подольской земель, отказались признавать верховенство Ягайла. Побуждаемые своим феодальным окружением они перешли ("в ряд") на службу к московскому великому князю. Лишь затем, 5 февраля 1380 г., из Москвы в Киев отбыло посольство с официальным приглашением Киприану занять в качестве митрополита "всея Руси" постоянную резиденцию в Москве, куда он и прибыл 3 мая 1380 г.

В результате похода московских войск в юго-восточные земли Великого княжества Литовского зимой 1379/80 г. и последовавшего вслед за ним присоединения Чернигово-Северского и Киевского княжеств контроль над стратегически важной территорией Среднего Поднепровья перешел от Ягайла к Дмитрию Московскому, увеличился военно-политический потенциал возглавляемой Москвой антиордынской коалиции, а враждебные ей силы Литвы и мамаевой Орды соответственно были ослаблены. Княжества Среднего Поднепровья стали надежным заслоном, который не только прикрыл с запада общерусскую рать, выступившую на Дон против Мамая, но и сыграл роль непреодолимой преграды для армии Ягайла, стремившейся к соединению с ордынскими полчищами, но так и не успевшей к началу битвы на Куликовом поле. Медлительность Ягайла была обусловлена не столько политическими расчетами литовского великого князя, несомненно, заинтересованного во взаимном ослаблении Москвы и Орды, сколько необходимостью силой оружия восстанавливать контроль над Черниговщиной и землями бассейна верхней Оки. В отсутствие Дмитрия Ольгердовича, присоединившегося вместе с дружиной к войскам Дмитрия Донского и участвовавшего в Куликовской битве, Ягайло снова завладел его уделом. В качестве компенсации за утраченные владения Дмитрий Ольгердович получил в держание от московского великого князя Переяславль-Залесский. [575]

О военно-политических событиях, разыгравшихся на террито- /130/ рии Киевского княжества летом 1380 г., ничего не известно. Источники на этот счет не содержат никаких прямых указаний. Известно, однако, что в отличие от чернигово-северского князя Владимир Ольгердович сохранил свои владения, которые, как показывают дальнейшие события, остались в структуре Великого княжества Литовского, но, возможно, с правами более широкой автономии. Некоторые письменные источники косвенно свидетельствуют о том, что в 1380 г. Киевское княжество пребывало в состоянии войны с мамаевой Ордой и одновременно в союзнических отношениях с Москвой. Так, в уже упоминавшейся жалованной грамоте Владимира Ольгердовича, датируемой 1381 г., указывается, что поводом для ее выдачи послужило желание киевского князя вознаградить своего вассала Юрия Ивантича Половца за понесенный им ущерб от разорения ордынцами (в тексте: Заволжской ордой. – Авт.) владений на левобережье Днепра вблизи г. Остра. Из этого можно заключить, что какие-то ордынские отряды в 1380 г. сумели достичь лишь правобережья Десны.