Неизвестно
Шрифт:
Вначале накинулись анархисты. Морозов рвал и метал. Князь Кропоткин и Сергей Кравчинский прислали из-за границы раздраженные записки. Откликнулись даже великие: Бакунин, Ткачев. Потом наддали жару и республиканцы (их тоже было немало) — те, что полагали: европейский парламент, демократические выборы — вот идеал общественного устройства. Но Дворник, умный и дальновидный Саша Михайлов, решительно поддержал Тихомирова. Впрочем, была и еще одна поддержка — неожиданная, трогательная.
В тот день ему показалось, что следом увязался филер. Поэтому в типографию пошел не сразу, сперва заглянул в бакалейную лавку. И тут увидел Катю. Похоже, и она заметила его, но виду не подала. Лишь заалели ушки из-под золотистых прядок.
— Ах, и добрейшей души вы человек, Демьян Иваныч! — пела она лавочнику. — Только у вас теперь покупать и стану.
— Вот и славно, вот и славно, Аннушка! — вторил ей тот, сладко щурясь. — На турецкий-то манер оно ведь как: бак- ала. Стало быть — гляди да бери. Бакалея, значит. А что — всякая всячина, товар налицо, покупай любое.
— Неужели? Занятно! — искренне удивилась Катя.
— А это тебе. — лавочник снял с полки большую коробку с монпансье. — Дарю на первый случай. Потом, смотришь, и еще чего. На угол не ходи, у меня бери. Сговоримся.
— Как можно, Демьян Иваныч?—деланно возмутилась Катя, радостно рассматривая подарок. — Ой, мои любимые! Что ж, тогда. Прибавьте еще сыру пошехонской закваски, изюма с черносливом, балыка и икры. И бутылочку вина прибавьте.
— Гости у хозяев будут?
— Ждем-с. Гитару настраивают, — кивнула девушка.
— Хорошие люди, коли гость приходит, — суетился за прилавком лавочник.
Лев сделал вид, что заинтересовался финиками, горкой лежащими под стеклом у окна. На улице было пустынно, ничего подозрительного. Наверное, показалось. Он бесшумно и быстро вышел из лавки.
И снова сцепились с Морозовым. И вдруг сзади к Тигры- чу подошла Катя, спокойно и просто положила легкие ладони на его плечо. Сказала — внятно и негромко:
— Лев прав. Одним террором каши не сваришь.
— Вот и вари, Катерина, кашу. Ты ж кухарка, — взвился Морозов.
Но Сергеева и бровью не повела. Продолжила, будто и не слышала.
— Эх, Коля, петушок ты, золотой гребешок. — снисходительно, почти надменно улыбнулась. — Разве мы не должны строить наши планы исходя из исторической самобытности русского государственного организма? А именно: через захват структур власти осуществить идею справедливого социального переустройства жизни простого народа.
От удивления округлившиеся глаза Тигрыча пустились в привычную беготню. «Ай да Катюша-Аннушка! Ай да стряпуха у приличных, любящих гостей хозяев! Определенно школа старых орловских якобинцев. Но как же хороша, как хороша! Актриса.»
И почему же стало так легко? Почему ночные терзания враз кончились, и то, что несмело таилось в причудливых извивах разума, что не давалось изнемогающему сознанию, теперь открылось в живой и ясной полноте, и статья во второй номер газеты почти без помарок ложилась на бумагу.
В чем дело? Вернее, в ком? Катя?..
Конечно, тогда он не думал об этом. Не желал думать. Ему, почти уже признанному идеологу «Народной Воли», и без того было над чем поломать голову. Дворник не любил теории и, по сути, Лев формулировал стратегию борьбы нелегальной организации. Странно, но выходило, что он развивал, продолжал сказанное смешливой «кухаркой Аннушкой».
«.ниспровержение существующих ныне государственных форм», «.подчинение власти народу», «.главнейшие задачи социально-революционной партии».
Он искренне верил: царизм слаб, консервативен, правительственные круги некомпетентны. Вот почему для установления твердой власти, которая бы пользовалась поддержкой всего общества, требуется насильственный слом старой государственной машины.
Заговор. Переворот.
В эти дни Тигрычу почти не мешали. Возбужденные «нео- партизаны»-террористы охотились на Александра II. На смену револьверу и кинжалу пришел динамит: от греческого «ди- намис» — сила. Сила была что надо. Где-то альпийский туннель пробили, проложили Коринфский канал, удалили подводные скалы в Ист-Ривер, расчистили русло Дуная.
Пора было расчищать путь к свободе. Но тут на пути стоял русский Государь.
Динамиту требовалось все больше. Взрывчатка стоила дорого. Значит, деньги.
Дворник через одесских кружковцев снесся с уголовником Климом, сбежавшим из арестантских рот, не раз бравшим ценности и товары через подкоп. Решено было снять квартиру и из нее вести подземную «мину» прямиком к Херсонскому казначейству. По заданию Исполкома на юг выехал Фроленко, уже проявивший себя в переделках.
Что ж, социальная революция — не дешевое предприятие.