Когда боишься - всегда погоришь.

Макуха меня попутал. Из будки вышел, в руку вцепился. Зубы железные выставил. Стоит и за пазуху мою смотрит, четырехглазый червяк. Как заметил, что я сошкребки с хлебом несла? Два Степана на "Москвиче" с полным багажником выезжал - не замечал. Ветеран и Паша Гречиха с полньши сумками мимо будки шли - тоже не видел. А меня подцепил. Потащил в будку. Двери на ключ закрыл, акт начал писать. Мне все равно стало. Сошкребки растаяли - платье к телу прилипло. В окно глянула. Все, кто работал в первую смену, как вороны слетелись.

Два Степана первый пришел. Глазки свои поросячьи сплющил.

"Доигралась, булочка?.. Я это ожида-а-ал!
– И Макухе: - Давай- ка сюда вещественное доказательство. Та-ак! Буханка хлеба… Что еще?"

Я сошкребки ему в морду бросила,

"На, подавись!"

Думала - ударит сейчас. Нет. Чтобы ударить, нужно мужчиной быть. Сошкребки с лица платком вытер, понюхал.

"Та-а-ак! Отметь, Олег Николаевич,- Макухе сказал:-Масло вологодское. Высшего сорта. Полкило,..- И мне акт протянул: - Подпиши!"

"Я неграмотная…" - говорю.

"Хорошо…"

На второй день я на работу пришла. Он актив собрал в Красном уголке. За стол сел. Ветеран рядом и Паша Гречиха. Людей собрали.

Судить меня стали товарищеским судом.

Чудно глядеть на них было. Я с мачехой, Ганой, гусынь на вокзале щипала. Мачеха учила меня, как простой прикинуться, как лицо и голос менять. Вспомнила я, как она учила меня, глядела за стол, где актив сидел, думала: "Гана ты Гана! Далеко тебе и всем нам щявале до них, активистов, Вот кому на вокзал идти. Вот кто любого словами обкрутит и без веревки удушит…"

Чудно, чудно было. Я их всех знаю, они матом ругались, хихикали, как черви мучные ползали, под себя гребли. А за стол сели - другие стали.

Два Степана первый голос подал:

"Ну что ж, разберемся, товарищи, в этом вопиющем происшествии!"- И на Пашу Гречиху глянул как хозяин на собаку свою глядит. Та - рада стараться, залаяла чужим голосом. Двух слов связать не умела. Ходила, мешком прибитая. Не поймешь: или спит наяву, или во сне живет. А тут - нате, проснулась.

"Я скажу вам, товарищи,- начала тарабанить.- Чуяло мое сердце, что она нечистая на руку. И вот вам, пожалуйста, результат!" Буханку хлеба взяла со стола, всем показала. И на меня такими глазами глянула, будто я ее мать родную во сне удушила.

Сижу на первом ряду. Думаю. Бог мой! Кто меня судит?

Два Степана мигнул Ветерану: давай и ты пару раз гавкни.

Ветеран воды выпил, встал:

"Да, товарищи! Вот оно, так сказать, подрастающее поколение… Мы за них, так сказать, под пулями были, жизни своей не жалели. Чтоб они, значит, могли хлеб на столе иметь… А получается, что они этот хлеб у трудового народа из рота вытягивают…"

Тут я уже не стерпела.

"А ты?!
– Ветерану крикнула.- Ты о народе думал, когда "процентовку" до своей хаты тягал? А ты?
– на Два Степана глянула.- Сколько масла, муки "Москвичом" своим вывез? А меня за буханку помятую судите? Ворюги вы! Ворюги вы первые!"

Керосином в огонь слова мои были. Закричали они, глаза удивленные сделали. Макуха, сторож, со стула вскочил, начал брехать. Я его голоса никогда не слыхала. Сидел и сидел в своей будке. А тут, как пчела его укусила:

"Товарищи! Я двадцать лет состою в охране! У меня десять грамот за добросовестный труд! гЯ никогда не видел, чтобы в нашем коллективе хоть кто-нибудь крошку народного добра вынес!"

"Ой! Не смеши ты меня!
– я крикнула.- Не видел он! Очки себе новые выпиши, дышло ходячее! Кто тебя "процентовкой" снабжает? Не ветеран производства?"

Ветеран кулаком по столу стукнул.

"Я этого не потерплю! Я воевал! Я награды имею!"

"Слыхала я про твои награды! И про войну твою слыхала! Ты под пулями не бывал. Ты у солдат хлеб воровал!" - крикнула я. А потом думаю: зачем я кричу? К окну повернулась, гляжу на небо в решетке.

Два Степана услышала голос. Встал он. Лицом обиженный - хоть сама заплачь на него глядя.

"Да, товарищи!
– вздохнул.- Случай в нашем коллективе беспрецедентный… Вы знаете, я даже сегодня ночью уснуть не мог…"

"Ешь меньше на ночь, Степан!" - я выкрикнула.

Актив на меня зашикал. Два Степана головой покачал, повторил жалобно:

"Дач1, уснуть не мог. Думал. Как же так получилось, что рабочая, Бужор, попыталась опорочить наш коллектив?
– И палец свой толстый вверх поднял: - Коллектив! Награжденный! Переходящим! Красным знаменем! За производственные показатели. А? Как же так получилось?"

Все, как мыши притихли. Ветеран оглянулся - на месте ли знамя. Точно - на месте. Стоит в углу. Из красного бархата. На знамя бархат нашли, А в магазинах простого ситца не купишь, платье пошить.