— Я — гонец его величества! Эй ты, верзила, подойди-ка сюда, да поживее! Именем короля!

Такое обращение мне не понравилось, и я подошел к воротам вразвалку, не торопясь, потому что еще не родился человек, который мог бы чего-то добиться от меня криком.

— Это ферма Плаверз-Барроуз? — спросил гонец, — Господи, как я устал! Последние двадцать миль всякий встречный-поперечный твердил мне, что до места осталось каких-нибудь полмили. С ума они посходили, что ли? Если и ты начнешь мне рассказывать ту же сказочку, клянусь, и намну тебе шею, даже если ты будешь трижды здоровее меня!

— Сэр, ваши мытарства кончились,— промолвил я. — Это и есть ферма Плаверз-Барроуз, добро пожаловать! На ужин у нас овечьи почки и свежий эль, только что из бо­чонка.

— Овечьи почки — хорошая штука, — обрадовался королевский гонец.— За последние десять дней я и паршивого кусочка мяса на зуб не попробовал. Народ тут у вас — не приведи Господь: только скажешь «Именем короля!», как каждый трактирщик норовит подбросить тебе самый худший кусок. Всю дорогу передо мной скакал какой-то па­рень по имени Том Фаггус, и уж его-то потчевали лучшим да еще и до земли ему кланялись. Вези я с собой что-ни­будь ценное, он бы в любой момент ограбил бы меня за ми­лую душу. Ну ничего: я еще доживу до того времени, когда этот молодчик запляшет в пеньковом галстуке!

С этими словами королевский гонец заехал во двор, вынул ноги из стремян и спрыгнул на землю. У него были резкие, мужественные черты лица, он был среднего роста, на вид — лет сорок или около того. На нем был темно-коричневый костюм для верховой езды, весь покрытый на­шей эксмурской грязью, однако весьма ловко сидевший на нем, не то что изделия наших деревенских портных на местной простецкой братии, и плечи его покрывал плащ из красной кожи. Я взглянул на него сверху вниз, и мне по­казалось, что он видит во мне деревенщину и сущего тупицу и потому презирает от всей души.

– Анни, принеси ветчины! — крикнул я сестре, когда она, привлеченная стуком копыт, появилась па пороге дома. – Нарежь также оленины: джентльмен отужинает у нас.

– А ты, я вижу, парень что надо,— смягчился посланец короля. Когда я буду докладывать наверх, тебе это зачтется. При условии, конечно, что ужин будет действитель­но ужин, а не звук пустой. Пусть приготовят так, чтобы даже Том Фаггус позеленел от зависти. Послушай, а эта юная леди не забудет о твоем поручении?

– Не забудет, не забудет. Она сделает все так, чтобы Вы, ваша милость, остались довольны.

– Тогда веди мою лошадь в конюшню, а я войду в дом, - сказал гонец. Однако погоди: я, кажется, совсем забыл о деле. Хотя я голоден и вымотался, как сто чертей, я не имею права ни есть, ни пить, ни располагаться на от­дых до тех пор, пока не увижусь и не поговорю с неким Джоном Риддом.

— Не беспокойтесь, сэр, вы уже встретились и погово­рили с ним. Джон Ридд — это я.

— Джон Ридд, именем короля Карла Второго, получи данные тебе предписания! — торжественно провозгласил гонец.

Он протянул мне тот самый белый предмет, которым размахивал у ворот, и я увидел перед собой пергаментный лист, перевязанный шелковой нитью, согнутый и скреплен­ный восковыми печатями на каждом углу. Гонец велел мне взломать печати, что я и сделал, и, развернув лист, я уви­дел наверху собственное имя, написанное большими буква­ми. Я оробел и был потрясен так, что не дай мне Бог пе­ренести такой удар еще раз, в мои нынешние годы.

— Читай, читай, дурачок, — попытался ободрить меня гонец его величества, — читай, если, конечно, читать уме­ешь. Пергамент не кусается, а мой ужин, поди, уже давно готов и стынет на столе. Ну, что уставился на меня? Читай, тебе говорю!

— А позвольте узнать, как вас зовут, сэр? — вдруг ни с того ни с сего спросил я, словно сейчас это имело какое-то значение.

— Джереми Стикльз меня зовут, парень. Я всего лишь бедный чиновник королевского суда. Сейчас я голоден, как волк, но я не возьму в рот ни крошки, пока ты не прочтешь документ.

Совестливость одержала верх над моей робостью, и я начал читать, что было написано в пергаменте. Там содер­жалось обращение к «нашему доброму подданному Джону Ридду», каковому вменялось в обязанность отложить в сто­рону свои дела, самолично явиться в Вестминстер [29] и, пред­став перед мировыми судьями, дать показания по делу, угрожающему покою и благоденствию нашего всемилостивей­шего короля Карла. В конце документа чьим-то торопли­вым почерком было приписано: «Расходы будут оплачены», ниже стояла подпись «Дж...», а дальше я не разобрал.

Пока я читал, мастер Стикльз с явным удовольствием разглядывал мою смущенную физиономию, потому что иного он от меня не ожидал, а я, со своей стороны, блестя­ще оправдал его расчеты. Не зная, что делать дальше, я еще раз взглянул на королевское предписание, повертел его так и этак и беспомощно развел руками. Голова шла кругом... Я подумал, что письмо, возможно, связано с моим походом в Долину Дунов. Моя бестолковость проняла мастера Стикльза до такой степени, что его удовольствие быстро перешло в огорчение.