Шрифт:
Однажды милорд — кстати сказать, весьма еще молодой человек,— скакал впереди всех, чтобы первым увидеть прекрасный вид, открывавшийся в этих местах на Французские Пиренеи. Он прямо горел желанием поскорей насладиться этим зрелищем, и даже лошадь, казалось, танцевала под ним от нетерпения. Послав воздушный поцелуй жене, чадам и домочадцам, он ударил лошадь пятками и скрылся за поворотом.
Близкие долго ждали его возвращения, но милорд с той минуты словно в воду канул, и лишь через несколько дней его бездыханное окровавленное тело было найдено неподалеку, и милорда похоронили тут же, на маленьком деревенском кладбище.
Несчастная миледи осталась здесь еще на полгода, отказываясь верить в то, что милорд мертв и уже никогда-никогда не вернется. Когда наступила осень и у подножья Пиренеев выпал снег, осиротевшая семья отправилась в Англию.
Они высадились в Девоншире — это было десять-одиннадцать лет назад, — и пробыв несколько дней в Эксетере, наняли карету и отправились в Уочетт, на север Сомерсетшира. Там, по соседству с городишком, у миледи был скромный домик, где она по-прежнему надеялась встретиться со своим мужем. Бедная, она все еще надеялась, что он жив. Кроме детей, с ней были двое слуг и две служанки, включая Бениту. Дороги в ту пору уже порядком развезло, и колеса часто погружались в глубокую грязи до самых осей. Тяжелая карета сломалась, и решено было починить ее в Далвертоне. На ремонт ушло более трех часов, и для путников разумнее было бы заночевать в городке, но баронесса и слушать ничего не хотела. Она должна быть дома нынче же вечером, и все тут.
Словом, они снова двинулись в путь, и тяжелая карета медленно поползла в гору. Миледи с детьми и Бенитой ехали в карете, а другая служанка и двое слуг (у каждого в руке — здоровенный бландербасс) сидели снаружи. Сколько ни предупреждали в Далвертоне о здешних разбойниках и бродягах, миледи всякий раз отвечала: «Ничего, я немного знаю этих людей, и уверена, они никогда не ограбят леди».
Карета с трудом продвигалась сквозь грязь и туман пока не стемнело, и когда путники добрались до прибрежного откоса всего лишь в миле от Уочетта, они, как выразилась Бенита, встретили свою судьбу.
Солнце уже село, но серебряное сияние, исходившее от моря, высветило скалы, серый песок и группу всадников, вставших на дороге под скалой, чтобы напасть на них. Слуги, хлестнув лошадей, направили их в сторону моря, и лошади, проваливаясь в толщу песка, потащили карету, выбиваясь из последних сил. Слуги взвели курки бландербассов и откинулись назад в своих седлах. Все это время леди храбро и безмолвно стояла в карете, пряча детей за спиной, а слуги все правили и правили в море, пока передняя пара лошадей не зашла в воду по грудь. Проклиная возниц, не принявших боя, дюжина разбойников выскочила из-за скалы и окружила карету, когда волны уже начали захлестывать ее. Всадники обрубили поводья и захватили головную пару лошадей, обезумевшую от страха перед морем и темнотой. Карета готова была вот-вот опрокинуться в воду, как вдруг леди воскликнула: «Я знаю этого человека! Он — наш давний враг!» Предвидя, что все имущество сейчас отберут, Бенита вынула самое роскошное из драгоценностей, изумительное бриллиантовое ожерелье, надела его на девочку и набросила на нее пальтишко, надеясь укрыть ожерелье от разбойничьих глаз. В это время огромный вал с ревом повалил карету на бок и вода хлынула в окна неудержимым потоком.
Что случилось после этого, Бенита не знала. Дверь ударила ее по голове, и она потеряла сознание, а когда пришла в себя, она обнаружила, что лежит на песке, и что разбойников и след простыл, и что один из слуг приводит ее в чувство, поливая ей лоб морской водой. Бенита встала на ноги и, пошатываясь, направилась к своей госпоже. Та одиноко сидела на прибрежном камне с мертвым мальчиком на руках. Увы, прежде чем первые лучи солнца пробились сквозь ночную мглу, несчастная женщина соединилась со своим горячо любимым мужем на небесах. Ее похоронили на маленьком кладбище в Уочетте, и ее сына и наследника похоронили рядом с ней.
— Вот и вся печальная история,— сказал Джереми, стараясь говорить бодрым голосом.— Налей-ка мне виски, сынок. Нет ничего лучше стакана доброго виски, когда мужчина становится совсем уж чувствительным. Налей и себе, Джон: ты явно приуныл.
Джереми говорил со мною, посмеиваясь и похохатывая, но я видел, что в глазах у него засверкали слезы, и почувствовал, что и мои глаза сейчас на мокром месте.
— Как же звали ту леди?
– спросил я, — Что стало с маленькой девочкой? Почему Бенита осталась в Англии?
— Ну, парень,— развел руками Джереми,— совсем ты меня вопросами засыпал — прямо как женщина! Более того, ты, пожалуй, даже превзошел их сестру. Ну хорошо, сделаем твой последний вопрос первым, как заведено у женщин, и попытаемся ответить на него. Бенита осталась в Англии потому, что ей некуда было деться. Дуны — если это и в самом деле были Дуны - вытащили из кареты все — и сухое, и мокрое - и Бенита осталась без единого пенни в кармане. Она вынуждена была и думать забыть о том, чтобы вернуться в Италию, и поселилась на эксмурском берегу. Она вышла замуж за гончара — отчасти потому, что он предоставил ей свой кров, отчасти потому, что вообще хорошо отнесся к ней, - а теперь у них трое детей, и ты можешь съездить в Уочетт и навестить ее.
– Я все понял, Джереми, хотя вы явно скомкали свой ответ. А теперь второй вопрос: что стало с маленькой девочкой?
— Послушай, но ведь ты же просто болван! — возмутился Джереми.— Ты же знаешь об этом больше, чем кто бы то ни было во всем королевстве!
— Если бы знал, не стал бы спрашивать.
- Ясно, как Божий день,— сказал Джереми Стикльз,— что эта маленькая девочка - Лорна Дун.