Стихотворения
вернуться

Панченко Николай Васильевич
Шрифт:

«Вода в затоне нежна, как мрамор…»

Вода в затоне нежна, как мрамор Голубоватый и сквозной. В скалистом гроте гурьба карамор Пережидает скудный зной. Блестит сухая там паутина, Белеет воздух — молоко. А под вербою, зарывшись в тину, Лягушка дышит глубоко. 1909

ПОД ВЕЧЕР

Уж вечер недалек, и с поля тянет Струей пахуче-ровной ветерок. И знаешь: за пригорком сено вянет, И цвет травы, как старый хром, поблек. И, утомленная теплом душистым, На отдых собирается земля. Сафьяном золотеюще-лучистым Закат, грустя, подернул тополя. Уж скоро вечер голубым потопом — С отливом зелени — зальет луга, И осторожный сумрак по окопам Канав сойдет, как призрак, в облога. А ночь вновь будет душной и беззвездной… Вновь из зарниц гудящих семя гроз На нивы упадет, краснея, слезно… Как пахнет теплой сыростью берез!.. Густеет мгла… И голубиной стаи Над садом снежные летят клочки. Уж мчат, над черной липою блистая,— Как будто смотришь в белые очки… 1909

ЗНОЙНЫЕ ТРУБЫ

Как в накаляемой печи, В тиши лиловый воздух гас, И солнца желтые мечи Пронзали полдня первый час. Как разноцветный пыльный хлам, Пылал под зноем огород. На кухне трубы по углам Раскрыли жадно черный рот. И, точно жала, языки Их колебались, но острей — В зловещем пламени легки — Крыл бархатных нетопырей. Жизнь отмирала. Даже куст Крапивы ржавой под окном Увял, зачах. И был он пуст Под зыбью тронутым огнем. И, глядя на полы, во мглу, Вся, как змея в клубке, груба, Согнув колено по углу, Зияла черная труба. 1909

ЗАХОЛУСТЬЕ

Прилипли хаты к косогору, Как золотые гнезда ос. Благоговейно верят взору Ряды задумчивых берез. Как клочья дыма, встали купы, И зеленеет пена их. А дали низкие — и скупы, И скрытны от очей чужих. Застенчиво молчит затишье, Как однодневная жена. И скромность смотрит серой мышью Из волоокого окна. А под застрехой желто-снежной — Чуть запыленный зонтик ос. И веет грустью безнадежной От косогора, хат, берез. 1909

ТОРФ

Поэма

Торф, слегка коричневатый, У спокойных зреет вод, Мягкий, как волокна ваты, И сырой — из года в год. Глохнет он, покрытый илом, Заложенный веком здесь, Весь — подвластный тайным силам, Весь — сожжений тайных смесь. Огоньки по нем блуждают В ночь пред душною грозой, И туманы пеной тают, Восходя к селу косой. Погруженный в сон тяжелый, Редко дышит ядом он, Но тогда идет на долы Тихий-тихий странный звон. И баюкает сень гая, И колышет в поле ржи, Умирая, угасая Над росою у межи. А наутро — тот же самый Пласт лежит, как и лежал, И на нем из черной рамы Топь синеет, как кинжал. Будто траурной каймою Вся она обведена. Не замерзнет и зимою, И никто не знает дна. Как-то глупая корова Оступилась, подойдя,— И пастух не слышал рева, И узнал, лишь счет сведя!.. С тех пор стадо издалека, Запоет когда весна, Торфяное видит око — Темень грязного окна. Ниже — руслом, измененным Буйной полою водой, Протекает полусонно Мрамор ржаво-золотой. И ручей реки потомок, Отошедшей, как Мамай, Не болтлив, не быстр, не громок В мерном плеске струйных стай. Нежный аир точит стрелы На неведомых врагов И в канаву смотрит смело, Наклоняясь с берегов. Черно-синие стрекозы Пляшут, крыльями звеня. Облака белы, как козы На горах в излучьи дня. А под ними жадным оком Торф глядится в небосклон, Как во времени далеком Утонувший рыжий слон. 1909

ШМЕЛИ

Мохнато-грузные шмели Бичуют воздух, золотясь, И синей радугой вдали Плетут вдвоем на солнце вязь. Друг друга хлопая с разбега, Совьются клубом, упадут: В траве прохладной стынет нега И колокольчики цветут. И, медленно ползя по стеблю, Как бы уверившись, что цел, Гудит… И крылья вдруг окрепли: В лазурь он снова улетел. Другой лежит еще спокойно В траве, как будто бы угас, Но тельце движется нестройно, Огнем блестят агаты глаз. В тени от зноя сладок отдых. Но через миг уж и второй В прозрачней аметиста водах Мерцает солнечной игрой. Лучи полудня горячи. А в доме — гул колоколов: То, как упругие бичи, Шмели шныряют у углов. 1909

ОБЛАКА

Облака на богомолье В скит лазоревый идут. Солнцу вешнему — раздолье: Дрема, нега и уют. Озимь гонит стебель тощий И в испарине дрожит. А кукушка в ближней роще, Озираясь, ворожит. Кто-то едет грузным шляхом: Верховой иль на возу? Но тяжелым верным взмахом Набирает зной грозу. В скит ушли или вернулись Богомолки-облака,— Только тучи изогнулись, Накренились на бока. И — ползут в глуби акулой Серохвостой и большой: Уж катятся громов гулы Меднозвучною межой. 1909

ВИШНЯ

Налилась золотистая вишня Соком алым, как кровь, как вино. Почернела, обвисла в затишьи, Ожидая, что ей суждено. Урожай от нежданного груза Опустил гибких веток концы, И на штамбе — зеленая блуза Да побегов стальные гонцы. Таял день, словно синяя льдина, В накаляемом небе-печи. И горели гвоздикой куртины, Одуванчиков плыли мячи. Но уже зацвирикали звонко, Налетев стайкой из лозняка, Дубоносы. И сели на тонкой Затененной лучине сука. И выклевывать косточки стали Из вишневых монист наливных, И носами — упругее стали — Разжимать и расщелкивать их. Солнце жгло розоватые плиты У крыльца, где стояли два льва. И была кровью свежей облита Потемневшая вишен листва. 1909

НОЧЬ

1
Ночь, как священник в черной рясе, Степь обходила, рожь кропя. А перепел в отрывном гласе Лощине выдавал себя. Еще мерещились колосья, Хоть догорел закат давно. Туманность поднималась осью, Как с пряжею веретено. Камыш, над мертвой речкой стоя, Как жуткий траур шелестел. И редко белою чертою Болид с небес, как дух, летел…