Стихотворения
вернуться

Панченко Николай Васильевич
Шрифт:

КРОВЬЮ ИСХОДИТ РОССИЯ

— Матушка! Тяжко от ран? — Дети-то, дети какие: Врангель — не ангел, а вран! Снова, и снова, и снова Тело терзают мое… Лучше в колоде сосновой Сгнить, чем такое житье! — Матушка! Это ли дети, Дети твои? Присмотрись: Рыло кабанье при свете, Полу-барсук, полу-рысь! — Матушка! Вскинь свои очи Из-под лохматых бровей. Видишь? Выходят из ночи Воины с песней твоей… — Кто — то? — Мужик и рабочий.

В БОЙ!

Опять над нами — тучи черные Кружащегося воронья… Рабочий! От станка и горна Иди и — оседлай коня! Сожми винтовку и — на Врангеля, С «Интернационалом» — в бой! Что бронепоезда, Что танки — — Пред пролетарскою трубой! И, пахарь, брось землицу-матушку, В ряды армейские ступай! Пусть треснет под твоею шашкой Шляхетский череп-скорлупа! Когда республика в опасности, Кто смеет думать о себе?! Все тяготы и все напасти Забудем в огненной борьбе! Товарищи! За революцию! Клянемся!— Жизни отдадим. Ручьи кровавые прольются, Но — победим! 1920

«Что нам воины времен Гомера…»

Что нам воины времен Гомера, Цезаря легионеры — что нам: Ни Аттилой, ни Наполеоном Не создать Истории примера! Армия рабочая, ты с нами Под звездой Объединенья дивной. Над республикой федеративной Ветер красное развеял знамя. Мы воспримем новое крещение, — Искупись, вселенская вина! Стала кровь твоя для нас священнее, Чтимей претворенного вина! Армия рабочая, ты с нами. Бейся, сердце, под шинелью серой. Красного солдата, офицера! Революции вздымайся пламя! Мы летим. И нашу лаву — натиск Не сдержать темницам произвола. Радио разносит клич веселый: «Пролетарии, соединяйтесь!»

ПЕРВОМАЙСКАЯ ПАСХА

Под купоросом, чуть желтея, обмякла липкая листва. И месяц, чертова затея, мерещится едва-едва; в мохнатом золоте курчонок на одуванчика похож, и лица уличных девчонок как будто вылупились тож. Что синевы прозрачной глубже? Что неба майского свежей? Так не жалей в лобзаньи губ же, пасхальных не жалей свечей! Но ветхий, обомшелый образ в мозгу ты должен побороть, — того осилить, кто, раздобрясь, набросил на тебя оброть. Он был хитер и в ласке гневен, и пригвожден он был, как царь. В смраду, во тлении тридневен, воскрес он баснословно встарь. И над сияющею басней кадят духами шулера: бормочет риза и подрясник, что словом сдвинута гора. Но вырви образ с корневищем из закоптелого мозга: в тысячелетиях освищем мы темень, нашего врага! Мы только в мозоли поверим да в наши жилы, в нашу кровь! Да здравствует весенний терем, трудом поимая любовь! Пчела, сосущая сережку, девчонка с веткой босиком, — все на одну плывет дорожку, и все — земной единый ком. В серпа и молота когортах идем сквозь смрад и холод скверн. И не Христос восстал из мертвых, а Солнценосный Коминтерн! 1921 Харьков

«Четыре года, долгих года…»

Четыре года, долгих года (Где, что ни шаг, — вперед верста!) Тебя трепала непогода Неспроста. И неспроста на твердой страже Ты, революции солдат, Следил, как лицемерил вражий Циферблат. Твой взор стал зорок, слух стал тонок, И сталью налилась рука. И Запад слушает спросонок Звон штыка. Одним он гибель предрекает, Венки победные — другим. Пятиугольная мелькает Звезда сквозь дым. На ней скрестились серп и молот, — Труда крещенье таково! Что зной, что ветер, мрак и холод, Коль торжество! Да, торжество единой силы, Союз рабочих и крестьян! Буржуазия глаз скосила На дружный стан. Надеется и не надеется Рабов вчерашних одолеть. Свети, звезда красноармейца, Пока во мраке свищет плеть! И впредь, великий воин в мире, Стой нерушимей верных скал, Как эти тяжкие четыре На славной страже ты стоял. (ноябрь 1921 или февраль 1922)

ШАХТЕРЫ

Все говорим мы о них, а никто не подумал И лба своего никогда и никто не наморщил Над тем, как в удушливых норах темно и угрюмо, Как тяжко, коснея, нависли подспудные толщи. Все повторяем слова мы о золоте черном, Лоснящемся жиром веков антраците и коксе… Но кто из нас вспомнил про яд, что гнездится по зернам, Про газ, что крадется за теми, кто ходом увлекся?.. Это не он ли взорвался от гулкого жара. И — грохнули недра во мгле стерегущей, неверной? Не он ли сгустился алмазной смолою анчара, Проклятый навек стариком сумасшедшим Жюль Верна? Черные люди-кроты… закоптелые своды… Поют катакомбы, поют… О, запомни, запомни, Как, вздрагивая, в океанах ревут пароходы, Как дымы огромные вьются на зорях огромней! Знаем, что плотью изгнившего ихтиозавра, Хвощами истлевшими — добела нить накаляя, Мы молнию держим, чтоб радионосное Завтра Нам арки воздвигло земного чудесного Рая. Знаем, что кто-то упорно киркой и лопатой Долбит, выгребая, залегшее чрево Донбасса… Знаем… И что же? О жизни лохматой, горбатой, Тяжелой попискивает ротозей-соглядатай Да спорит ученый… Но мыслит — рабочая масса. Слушай, товарищ, что может, что может случиться: Из домны кипящей прострется рука великана, Над шахтами твердо приподнимет и выбьет, в зарницах, Бессмертное слово «Победа»! Киркою багряной… 1921

1 МАЯ

Сегодня — солнца, и цветов, И звонких песен хороводы, Сегодня шар земной готов Омолодить свои народы. Где плоть, где мысль? — Один полет Туда, в раскрывшиеся дали! И вдруг… Жестокий, черный лед, И — выси траурными стали… Кто это плачет, это кто Оскал и вопль заносит страшный Над онемевшей пред бедой Толпой республиканских граждан? Знамена кровью не горят, И гаснет серп, и меркнет молот: Идет, кладет за рядом ряд Скелетов человечьих голод. И только ворон, только волк (Второй трубит и первый кличет) Не могут взять в счастливый толк, Откуда много так добычи… В душе — тяжелый, чумный лед.

БАСТИЛИЯ

Мы не забыли, как в садах Пале-Рояля и у кафе Фуа ты пламенно громил разврат Людовика, о Де-Мулен Камилл, как дым Бастилию окутал, день вуаля! Сент-Антуанское предместье наша память, как раковина жемчуг, помнит и хранит, и ненавистен башен спаянный гранит, возлегший, чтоб глухим венком позор обрамить. Но пали, пали королевские твердыни: аристократа опрокинул санкюлат! О Франция! О времени тяжелый лет! О беднота воинственная, где ты ныне? Одряхший мир — в параличе, и участили события набухший кровью пульс его. А в недрах зреет — зреет мести торжество и гибелью грозит последний из Бастилий. Так. Рухнет и она. От пролетарской пули, кипит и пенится вселенская заря. И сменим Двадцать Пятым Октября Четырнадцатое Июля!