Красотка, похоже, не в силах оставить в покое свою гриву. Она то забирает ее наверх, открывая шею, то распускает, каскадом рассыпая по спине. Накручивает локон на палец, отводит за ухо. Снимает с запястья резинку и стягивает всю копну в хвост. У меня возникает смутное желание отхватить это непотребство садовым секатором и отослать изготовителям париков. Фантазия наполняет меня порочной радостью.

Девушка кладет подбородок на руки и приклеивается взглядом к сцене. Я подвигаю стул чуть вперед, чтобы увидеть, на кого она глазеет, и с тупым ударом в груди понимаю, что на моего мужа.

Бас-гитарист, а по совместительству служащий юридической библиотеки Уолтер Шоуп доигрывает последние аккорды “Бродяги”, после чего к микрофону выходит Джо.

– А сейчас, дамы и господа (я впервые по достоинству оцениваю его умение создавать иллюзию присутствия настоящей публики), представляю вам нашу гостью из самого Майами-Бич! Встречайте… Эдит Берри!

Девушка, за которой я наблюдала, встряхивает головой, распуская по плечам волосы, и уверенно направляется к сцене. Майкл, улыбаясь, смотрит, как она опускает микрофон. Раздаются звучные вступительные аккорды, и я сразу, с какой-то обреченностью, узнаю “Лихорадку” Пегги Ли. Эдит Берри запевает низким, сочным голосом, и мне уже хочется не просто отрезать ей хвост, но отрубить голову. А заодно закричать: эй, здесь же играют рок-н-ролл! Уберите эту девку со сцены!

Эдит поет вторую песню – собственного сочинения.

– У меня на подушке твой запах, – мурлычет девица, – он меня сводит с ума.

Майкл выходит вперед и играет соло. Эдит, закрыв глаза, раскачивается, кивает головой и периодически стонет всякие пошлости. После очередного “Да-да, папочка!” и “Так, так, милый”, я еле сдерживаюсь, чтобы не выскочить на сцену. Выхватить бы у нее микрофон и заорать: “Он тебе не папочка и не милый! Катись-ка ты, Эдит, домой вместе со своими длинными патлами, шортами и тощей задницей!”

Я почти не аплодирую (два быстрых глухих хлопка) и, пока Эдит спускается со сцены и возвращается на свое место, слежу за выражением лица Майкла. Глаз за очками не видно, но, судя по наклону головы, он провожает ее восторженно-сластолюбивым взглядом. После концерта мой муж спрыгивает в зал и вразвалку идет ко мне, блестя раскрасневшейся проплешиной.

– Ну, как я сегодня? – Он награждает меня потным поцелуем в губы. – Заметила, какую я штуку ввернул в конце соло? Прямо на сцене пришло в голову. Как было, нормально?

– Отлично. Вообще вы все молодцы. – Я жестом прошу его снять очки. – Не возражаешь, дорогой? Хочется видеть твои глаза, когда мы разговариваем.

Он послушно снимает их, вытирает голову бумажной салфеткой.

– Кстати, Джулс. Хочу тебя кое с кем познакомить.

Майкл за руки поднимает меня со стула и энергично тянет – вы уже догадались – к Эдит Берри. Та грациозно протягивает мне руку и учтиво кивает, изрекая:

– Весьма польщена.

Весьма польщена? Меня мгновенно раздражают и эти слова, и небывалое оживление Майкла – таким я его сто лет не видела.

– Когда я брал Эдит на работу, то и не подозревал, что она не только замечательный ассистент, но и потрясающая певица! А еще она вылитая Кэтрин Зета-Джонс, только волосы длиннее. Правда, Джулс?

О боже. Ну конечно! Это же Эдит – ассистент! Та самая, которая “я перезвоню попозже, котик, у меня сейчас Эдит, и нам надо к полудню просмотреть все документы”. А я-то была уверена, что это пожилая тетка в необъятном джинсовом сарафане и бежевых гольфах.

– Какое чудесное старомодное имя, – слышу я собственный голос и уголком глаза замечаю, как от движений рта подпрыгивают мои химические кудряшки. – Семейное?

– Да, – отвечает юница, поднимая волосы, чтобы проветрить шею. – Так звали прабабушку по отцовской линии. Но вообще-то все зовут меня Диди. – Она легонько пихает Майкла локтем в бок. – Кроме вот этого противного типа. Он у нас жуткий формалист.

И слава богу – учитывая обстоятельства. Казалось бы, я должна успокоиться. Или нет?

Помня наставления матери насчет ревности, я сдерживаюсь из последних сил и не спрашиваю Майкла про Эдит – Диди – Берри. Я стискиваю губы, пока мы одеваемся на работу, ничего не говорю, когда он звонит мне в офис узнать, как дела, не издаю ни звука после ужина.

Но потребность знать изводит хуже цистита, и в 9.15, когда Майкл щелкает пультом в поисках новостей, я теряю самообладание и, мучительно пытаясь придать голосу естественность, протягиваю:

– А у этой вашей девицы, Эдит, хороший тембр.