Зульфикаров Тимур
Шрифт:
Дервиш сказал:
— Только четыре народа на земле знали священную тайну больших войн — древние римляне с их легионами, монголы с их пенными волчьими конницами, немцы с их дивизиями геометрическими журавлиными железными и русские с их необъятной жертвенной пехотой
Древние римляне и монголы костьми полегли смирились ушли в небытие истории, немцы нынче утонули в рыхлой животной сытости, русские зачахли в пьянстве и нищете слепоте
Никто на земле нынче не знает священной тайны великих войн…
Господь! Только ты!..
Но всякий народ — увы! — знает тайну гражданской войны…
Таджики!..
И вот русские — а они наши братья по расе — уже столетье стояли, как святые стены бухарской крепости Арка, между нашими пещерно враждующими родами и не давали им убивать друг друга
Но вот мы изгнали избили столетних русских и вместо них кровавые пули встали между нами
Ибо народ-хозяин извергающий изгоняющий инородца-гостя обречен на братоубийство
Брат где ты видел в блаженных долинах и горах Таджикистана чтобы хозяин изгонял улыбчивого работящего гостя?..
…И вот в фан-ягнобских хрустальных древнесогдийских гнездах был кишлак Ситораи Ер и там веками водилась клубилась змеилась чума — странница крысиная лисья тарбаганья бубонная повальная, но пришли русские врачи и солдаты — и чума ушла как скорпион от барана под камень
Но вот мы изгнали врачей и солдат-чумоохранников — и чума бессонная вышла из-под камня и грядет к нам по больным арыкам и козьим тропам
Чума братоубийства пришла к нам, братья!..
Глава V
СТОЯЩИЙ И РЫДАЮЩИЙ СРЕДИ БЕГУЩИХ ВОД И ЛЮДЕЙ
Господь! Охрани огради меня средь многобегущих многошумящих вод уже у горла моего…
И только когда ты умрешь — ты простишься навек с родным городом с родным гнездом колыбельным и саваном кафаном блаженным своим
…Но вот в город твой Душанбе пришла смерть!..
Пришла война братская! война гражданская и люди умирают и живые бегут из домов объятых огнем…
И ты стоишь средь бегущих и ты не умер не убит но город твой при жизни твоей навек прощается с тобой
И ты заживо навек прощаешься с родным городом Душанбе и людьми возлюбленными твоими
И что видишь при жизни то что должно увидеть только после смерти
Господь мой! чтo на земле печальней разрушенного гнезда
…Однажды в голодном детстве моем я камнем разрушил сбил воробьиное высокое гнездо на белотелом тополе-араре пирамидальном чтобы съесть млечных млявых пуховых птенцов…
И гнездо упало на голову мне обвило окружило слепую голову мою…
И птичий кроткий помет и перья и пух и птичья сокровенная ветошь объяли голову и власы мои и птичьи рухлые беззащитные яйца текли по лицу убийцы моему
И досель текут они…
А теперь людские родные гнезда горят у глаз моих…
И текут со всех гиссарских гор хребтов и регарских холмов весенние ручьи…
И арыки неистово курчаво глиняные бредут у ног моих…
Стоящий и рыдающий среди текущих вод… и бегущих людей и горящих гнезд…
А здесь было детство мое…
Глава VI
ЯБЛОКО ИЗ РЕКИ
Дервиш сказал:
— В детстве в голодные годы немецкой войны мы жили в нищем кишлаке в горном блаженном ущелье у реки Кондары-дарьи
И летом я уходил в горы в верховья ущелья где живо рождалась пенно росла дымилась творилась река из безвинного млечного ледника
И там росли дикие яблони и алордяные алотугие плоды их были несметно сладки и крепки
И там я ел яблоки до оскомины и потом тряс обильные алые от плодов ветви избыточные и сыпались яблоки в пеннорож-денные свежерожденные волны реки Кондары…
И яблоки по реке весело плыли текли по всему ущелью и доходили в волнах прозрачных до исхода до устья до кишлака где их стерегли и ловили жители моего кишлака где их ловили старики и дети, которые не могли добраться до девственных истоков ущелья и реки
И это был праздник алых речных яблок диких в нищем кишлаке