Зульфикаров Тимур
Шрифт:
И отрок был на брегу детства а в реку зрелости вошел вбежал стал…
Ал!.. Спел?..
Был отрок на брегу а муж в реке стал… да… да…
Да.!..
…О Боже где та нощь?..
Где та река?..
Где тот глиняный ливень?
Где тот куриный ночной дождливый святой кривой сарай?..
О Боже дай дай вернуться побыть побродить в роще нагих первоотроков алых стыдливых в ночь глиняного ливня в ночь утонувшего захлебнувшегося цветущего миндального куста!.. дай!..
…И через тридцать лет Тимофей-Тимур Поэт Печали певец Руси и Азии уходил сходил в ночную реку Кафирнихан-Рай и шептал:
— Река река пусти меня впусти меня!..
Иль забыла меня?.. Иль заждалась?..
Ты взяла первые мои миндальные семена, а теперь возьми усыпи унеси меня как спящий прибрежный блаженный слепой чудящий кишлак кишлак кишлак…
Но дай дай хоть на миг вернуться вспять, поплыть назад назад назад!..
Назад!..
Вспять!..
Да?..
…Я плыву бегу теку теку теку назад?..
И река грядет идет течет вспять вспять вспять?..
Да! да! да! да!..
И вот она та ночь, тот ливень глиняный горячий, тот куст, та алыча, тот деревянный куриный сарай, где живет Софья-Лакрима Софья-Слеза Софья-Колодезь Софья солдатская гулена нехитрая гульба ночная охота пастьба отрада краткая солдат…
Да!.. Родимая… Дальная моя…
Софья-Колодезь!..
А все солдаты уходящие на Войну приходили в твой куриный сладостный сарай…
Ай гуляй!.. Ай провожай!..
Софья-Колодезь!..
А все солдаты воители пришедшие с Войны неполные ходили в твой радостный сарай…
Ай принимай!..
Ай не гоняй!..
Ай ласкай впускай жалей ублажай!..
Ай губы груди лона з’аводи тела н’оги душу отворяй как ночные врата!..
…И шли воинов стада в сарай!..
Софья-Лакрима Софья-Слеза Софья-солдатка девка женка скоротечная ночная Софья-Дева Софья Святая Жена!..
Софья-Колодезь а всяк свое ведро ночное сладкое густое в тя уронял…
И кричали кричали кричали пели разбуженные разволнованные утки петухи и курицы по ночам!.. ай по ночам!..
И летали метались по сараю утки курицы и петухи и исходили многими лучистыми испуганными перьями…
И солдаты и Софья-Слеза веселая кудрявая курчавая осиянная раздольная улыбчивая всегда выходили ранним утром из сарая в перьях куриных и в пухе утином летучем…
…Ай куриный утиный пуховый поющий петухами в ночи сарай!..
Ай война!.. ты и сюда пришла…
И спать не дала курам да петухам…
…Ай река ночная Кафирнихан-Рай колыбель люлька зыбка дальная влеки тяни меня назад вспять…
И я голый стою в глиняном ливне у куриного сарая Софьи-Лакримы Софьи-Колодезя.
И от ливня тепло ласково дремно мне…
И я гляжу чрез щели многие сарая и там чадит горит керосиновая лампа…
И спят пока утки куры и петухи сбившись слепившись прижавшись друг к другу на досках-насестах…
А посреди сарая прилепившись тесно хищно приноровившись душно жарко жадно друг к другу танцуют Софья-Лакрима и недавно вернувшийся с Войны солдат Абдулла-Рысь-Онагр-Казах.
Он контуженный и голова его все время дрожит мается треплется ходит падает не успокаивается, как у того полуубитого дальнего алмазного фазана на льняной скатерти… да…
И на глиняном полу сарая стоит бутылка водки и хлеб и серая крупитчатая соль в спичечном коробке и несколько луковиц…
И стоит немецкий трофейный патефон и крутится ветхая пластинка и поет с пластинки глухой дальный плотский голос Певца-Сифилитика: «По берлинской мостовой кони шли на водопой…»
…По берлинской мостовой кони шли на водопой… да…
И тут я вспоминаю алого шелкового как афганский перец коня коня Пасько-Корыто…
Только этот конь не дошел до берлинской мостовой…
…А Софья-Лакрима и Абдулла-Казах танцуют прилепившись прибившись друг к другу…
Входят друг в друга вливаются мешаются вмещаются соплетаются не могут распутаться разлучиться отыскать себя опускаются на пол вздымаются утомчивые мучаются змеиные долго долго долго содрогаются…
Да немецкий трофейный патефон задыхается замирает раздавленный…